Радостно возбужденные вышли Платоновы на улицу. Аня, конечно, была с ними.

Перебравшись через сугроб, они попали на дорогу. Было уже темно. Только освещенная изба-читальня виднелась издалека.

«Откуда такой свет? Здесь же нет электричества! — удивлялась Надя. — Живем с коптилками…»

«Это со скотного двора фонари принесли и свечи новые вставили», — объяснил ей Геня.

«А тебе всё уж известно! Как ты это разузнал?» — обратилась к нему Аня.

«Видел!» — важно ответил мальчик.

Ярко горели красные флаги, освещенные двумя фонарями. На чем-то высоком, ближе к свету, стоял человек в военной форме. Он читал или говорил. Кругом столпились колхозники.

Аня тихонько спросила:

«Кто это?»

«Агитатор из города. Он привез свежую газету».

Надя слушала внимательно. Она не всё понимала, но войну и фронт как-то связала с отцом. Тогда многое становилось ей яснее.

«…чтобы наши колхозники, мужчины и женщины, работали на своих полях, не покладая рук, и давали бы фронту и стране всё больше и больше хлеба, мяса, сырья для промышленности…» — читал агитатор.

Колхозники заволновались. Аня шепнула: «Это про нас написано!».

Оратор сложил газету и обратился к собравшимся:

«Поздравляю вас, товарищи, с праздником Великой Октябрьской социалистической революции. Верьте, война окончится победой Советского Союза».

— После папиного письма нас всё радовало. А когда меня вызвали в правление и сказали, что на следующий день надо ехать за мамой, — наверно, счастливее меня не было человека на свете. Но вы представить не можете, Татьяна Васильевна, что мне пришлось пережить в тот день!

Рано утром, покрикивая на лошадку, я выехала за околицу. Снег кругом. Серое небо. Ветер. Но я не чувствую холода. Мне весело мчаться по укатанной дороге, хочется кричать от счастья: «Мама поправилась! Мама опять будет с нами! Теперь всё изменится к лучшему!»

Ехавшая со мной колхозница смеялась, глядя на меня: «Я и не знала, какой ты ухарь-ямщик!»

В городе какие-то дела задержали колхозницу. Подумав, она спросила меня: «А ты запомнила дорогу? Можешь одна довезти мать?»

«Понятно; не заплутаюсь!» — с гордостью ответила я.

Мы уложили маму в сани, укрыли ее одеялами и совсем засыпали сеном. Уж очень хотелось защитить больную от холода. Она так похудела за время болезни.

«Счастливо!» — крикнула колхозница. И вот, миновав город, мы уже в поле. Пять верст отмахали, еще десять осталось.

Поднялся ветер.

«Мамочка! Тепло ли тебе?» — Ответа нет. «Уснула, наверно!» — думаю я и гоню еще сильнее.

Лошадка понимает, что домой возвращается, — бежит, что есть силы.

Надвигается вечер. Крутится снег в поле. Мне тревожно.

«Только бы метель не застала нас здесь, на открытом месте. Скорей же, Серый! — уговариваю я коня. Он стрелой летит с горы, а ветер всё крепчает. Дорогу едва видно. Я вглядываюсь в даль, вижу огоньки, — мелькнули и исчезли. Догадываюсь, что это соседняя с нашей деревня. От нее еще верст пять останется.

Дорогу окончательно замело. Лошадь сама нащупывает путь. Я бессильна что-либо сделать. Приходится целиком довериться коню, и тот бежит в снежной тьме.

«Лишь бы мама не замерзла!» — думаю я. У самой руки и ноги совсем закоченели.

И вдруг — толчок. Розвальни опрокинулись. Мы с мамой вылетели в снег.

Я так испугалась, Татьяна Васильевна, так испугалась!.. Не знаю, что делать: кругом бело, ветер свистит, наметает на маму снег.