— Я.., я не верю, — сказала потрясенная Оливия, а Дина зло рассмеялась.

— Чему?

— Льюис любит.., любил вас!

— Льюис не знает значения этого слова, — с издевательским смешком сказала Дина. — Хотеть — вот это он хорошо понимает. И свои желания он реализует упорно, настойчиво и страстно. Я уверена, он хочет тебя, мышка, и будет хотеть еще месяцев шесть. Но не забывай о его планах! Никогда не пытайся стать чем-то большим, чем секретарша и временная любовница, иначе он вышвырнет тебя еще быстрее. — Дина развернулась и направилась к входной двери. Внезапно она остановилась и послала Оливии еще одну злобную улыбку. — Скажи Льюису, что я передумала забирать этих лебедей.

Будто в замедленной съемке, Оливия увидела, как Дина разжала пальцы и чудесные стеклянные статуэтки рухнули на мраморные плиты пола. Длинношеие птицы разлетелись на миллион фиолетовых осколков. Оглушительный звон эхом прокатился по всему дому.

Из двери, ведущей в гараж, стремительно выбежал Льюис с двумя картонными коробками в руках и застыл, переводя взгляд с осколков на полу на побледневшую Оливию. Отбросив коробки, он взлетел по лестнице и прижал к себе потрясенную девушку.

— Вот гадюка! — рявкнул он, гладя Оливию по напряженной спине. — Не может она видеть меня счастливым! Что, черт возьми, она тебе тут наговорила?

— Она сказала.., она сказала…

Льюис отстранил Оливию, чтобы увидеть ее глаза. Взгляд его синих глаз был встревоженным. Или настороженным? Теперь Оливия сомневалась во всем.

— Что? — резко спросил Льюис. — Что она тебе сказала?

Оливия почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота — впервые за всю беременность.

— Она.., она попросила передать тебе, что не хочет забирать этих лебедей.

Смех Льюиса был резким и неприятным.

— Чего Дина на самом деле не хочет, так это чтобы я был счастлив. Эта злобная, мстительная тварь, которой я больше не нужен, просто не хочет отдать меня другой. Прямо собака на сене!

— Она сказала, что это ты выгнал ее. Льюис фыркнул.

— Да?

— Так ты выгнал ее? — Оливия решила узнать правду, хотя желудок бунтовал все яростнее.

— Не в буквальном смысле. Во время нашей последней ссоры я сказал, что если она снова уедет на целый месяц опустошать бутики европейских столиц, то может больше не возвращаться. Когда спустя несколько недель она вернулась как ни в чем не бывало, я поменял замки и попросил прислугу отправить ее вещи в дом родителей.

Слова Льюиса сразу все расставили по своим местам. Теперь она точно знала, что его голос при виде жены вибрировал отнюдь не от безответной любви, а от ярости. Ярости из-за того, что эта женщина осмелилась вновь появиться на пороге его дома, из которого он выгнал ее раз и навсегда.

— Ты когда-нибудь любил ее, Льюис? Он небрежно пожал плечами.

— Не знаю. Но в самом начале наших отношений она великолепно играла свою роль.