Комнаты были просторные, но не особенно высокие». (93; 411). В той же Рязанской губернии, что и Семеновы, жил дед другого мемуариста, профессора А. Д. Галахова, владелец 200 душ: «Деревянный дом с мезонином отличался крепкою постройкой, поместительностью и прочими удобствами». (25, с. 37). В роскошной усадьбе Караул, купленной в 1837 г. Чичериными, «…строения были невзрачные. Небольшой деревянный дом, покрытый тесом, без всякой архитектуры, с двумя стоящими близ него флигелями, служил обиталищем хозяев. Убранство в нем было самое безвкусное. Невысокие деревянные надворные строения походили на крестьянские избы» (114; 115). У богатого и знатного сызранского помещика Дмитриева, владельца 1,5 тыс. душ, к которым было прикуплено затем еще 200 крепостных, «трудно вообразить что-нибудь прочнее и некрасивее тогдашнего нашего дома. Это были длинные одноэтажные хоромы, без фундамента, построенные из толстого леса, какого я с тех пор не видывал, не обшитые досками, не выкрашенные и представлявшие глазам во всей натуре полинялые, старые бревна. Этот дом был построен в год рождения дяди Ивана Ивановича в 1760 году и был продан им на сломку в 1820 г. за 500 р. ассигнациями. Следовательно, он стоял и был тепел в продолжение шестидесяти лет. По временам, по мере умножения семьи, к нему приделывались пристройки, и потому фасад его не имел симметрии» (35; 47). Цитирование таких описаний дедовских усадебных домов можно было бы продолжать еще очень долго, но мы закончим его характеристикой еще одной старобытной усадьбы богатейшего владельца («Батюшка был богат: он имел 4000 душ крестьян, а матушка 1000»), сделанной известнейшей русской мемуаристкой, «бабушкой» Е. П. Яньковой, урожденной Римской-Корсаковой, по матери из князей Щербатовых, бывшей в близком родстве с историком В. Н. Татищевым: «Дом выстроила там бабушка Евпраксия Васильевна (дочь В. Н. Татищева, одного из богатейших вельмож ХVIII в. – Л. Б.), он был прекрасный: строен из очень толстых брусьев, и чуть ли не из дубовых; низ был каменный, жилой, и стены претолстые. Весь нижний ярус назывался тогда подклетями; там были кладовые, но были и жилые комнаты, и когда для братьев приняли в дом мусье, француза, то ему там и отвели жилье» (9; 22).
Понятно, что у мелкопоместного или не слишком богатого помещика могло и не оказаться денег для кирпичного дома. Но владелец 1000, а тем более, нескольких тысяч душ уж как-нибудь мог бы выстроить дом и каменный, и в два этажа. Но об этом не думали. Считалось когда-то в России, что в камне жить не здорово, и жилье должно быть деревянным и, главное, прочным и теплым. Поэтому и те, кто мог позволить себе каменный подклет или хотя бы фундамент, все же строили из дерева и – пониже. Да и строительство из камня обошлось бы в ту пору весьма недешево. Надо было бы или строить предварительно в поместье свой кирпичный заводик, или везти кирпич из города. А много ли увезет крестьянская лошадь на телеге, да по тем дорогам, да на расстояние нескольких десятков верст: это целый огромный обоз требуется или нужно возить целый год. А прекрасный строевой лес был под рукой.
Но менялись времена, и на рубеже ХVIII – ХIХ вв. стародедовские дома уходили в небытие, сохраняясь только в памяти внуков. Они сгнивали (срок нормальной службы деревянного дома – 60–80 лет), сгорали или их просто разбирали на дрова и заменяли гордыми представительными дворцами; если в екатерининскую эпоху только самые богатые и близкие ко двору и монархине вельможи возводили себе обширные и представительные палаты, то в александровское время за ними потянулись не только богатые, но и средней руки помещики. Стали думать и о красоте.
Богатый усадебный дом начала XIX в.
Для нас, людей ХХI в., понятия о красоте природы, пейзажа, как и о комфорте или гигиене, являются настолько естественными, что кажется – они существовали испокон века, и еще наш отдаленный предок, сидя в пещере, отвлекался от изготовления каменного топора и задумчиво любовался закатом, откинувшись на мягкие шкуры. |