Но больше всего в яровом клину сеяли ячменя и овса. Коренная Россия была страной серых хлебов – ржи, ячменя и овса. Ячмень шел на каши, а, того более, на солод. Хозяйка замочит в корыте мешок ячменя и поставит в тепло, поближе к печи. Проклюнется зерно, выпустит небольшие побеги – она рассыплет его по печи тонким слоем, высушит. Потом смелют это зерно хоть на мельнице, хоть на ручных жерновах, и получат солод. Солод – потому что сладкий: проросшее зерно выделяет сахар. А без солода ни кваса, главного питья, да и жидкой пищи тоже, не получишь, ни браги на праздник, ни домашнего, сваренного в печи пива, ни сусляных сладковатых домашних пряников. Овес, конечно, приберегали для тяжелых пахотных или зимних извозных работ: «Не гони коня кнутом, гони овсом». Это корова на одном сене может жить, навоз и молоко давать; да и то ей в пойло отрубей не мешает бросить, сено половой посыпать. А лошадь работает, и тяжело работает, ей одного сена да травы мало. А еще вымолоченный овес шел на овсяную кашу и излюбленное русское блюдо – толокно. Поджаренные зерна овса толкли пестом в ступе (потому и толокно, что его не мололи, а толкли), заваривали на воде, а еще лучше – на молоке, и давало оно и сытость, и силу, как немолоченный овес лошади.

Но, прежде всего, ячмень и овес шли на продажу: ведь осенью подати собирают, барину перед зимним сезоном в столице, а то и в Париже оброк уплатить нужно, да и в хозяйстве деньги требуются.

А еще русский крестьянин сеял в поле то, что сейчас дачник сажает на грядках, да и то изредка: горох и репу. Горох, как и гречиха, удобряет землю азотистыми веществами. Зеленые стручки гороха – первое лакомство для детишек, да и взрослые от него не отказываются. Потому часть гороха, особенно возле дорог, заведомо сеялась про прохожего да проезжего человека, и набеги детишек на горох считались не баловством, а нормальным делом. Но главное – сухой, вызревший и вымолоченный горох шел в пищу. Пекли с горохом пироги – едва ли не повседневную крестьянскую пищу. А из толченого в ступе гороха варили кисель – плотный, так что его ножом резали, и ели с конопляным или льняным маслом. Гороховый кисель давали обычно на заедки – пища это не главная, от нее сил немного. А репа… До внедрения в яровые посевы картофеля (произошло это поздно, пыталась его ввести еще Екатерина II, но и при Николае I кое-где были «картофельные бунты» – не хотел мужик сажать «чертово яблоко»; только после неурожаев конца 30-х гг. крестьяне поняли ценность картофеля) репа как раз и была в похлебках аналогом картофеля. Во Франции до сих пор варят суп из репы. И еще была репа самым дешевым («дешевле пареной репы») и популярным лакомством. И сырая, и, главное, пареная в русской печи в горшке. При этом из нее уходит специфическая горечь, и становится репа слаще любого яблока. Нашим современникам удивительно бывает, что репу сеяли в поле, и только потому, что забыли они сказку про «вершки и корешки»: «Посеяли мужик с медведем в поле репу…». А если бы сажали ее на грядке, так стал бы медведь в это пустое дело встревать!..

Но не меньше ячменя и овса сеял великорусский крестьянин в яровом поле льна. Конечно, там, где он хорошо растет: южнее Москвы неважные льны получаются, а вот по Северной Двине или на Ярославщине славные льны растут. Лен давал и волокно на рубахи, порты, сарафаны, полотенца, и масло – гороховый кисель помазать, кашу помаслить, щи забелить, а главное – деньги. Весной ведь снова подати собирали, господа оброк требовали, а тут бабы за зиму лен обработали, ниток напряли, а то и холстов наткали – вот и деньги.

Лен был настолько важен, что с его посевом связаны некоторые обряды.