Изменить размер шрифта - +

В одиночку кузнец не работал. В помощь ему нужен был и «поддувало», качавший мехи, и молотобоец, а то и два. Впрочем, можно было обойтись и без молотобойца, если заказов было мало, и они были мелкие. Кузнец без молотобойца все же недаром назывался безруким: в одиночку работать трудно. Если кузнецу помогал один молотобоец, такого звали одноруким, а если два – двуруким. Мастер-кузнец сам не ковал, он только руководил ковкой и начисто отделывал поковку. Орудовал он ручником, довольно тяжелым молотком, в другой руке держа клещи с раскаленным добела металлом и поворачивая поковку так и этак. Несколькими дробными мелкими ударами ручника по наковальне кузнец подавал сигнал к работе, ударами ручника по раскаленному железу он показывал, сколько раз нужно ударить, с какой силой и в каком направлении, чтобы поковка получала нужную форму. Ручник, положенный на наковальню, означал окончание работы. А полуголый, закрывшийся длинным кожаным фартуком молотобоец с хаканьем бил с маху тяжелой кувалдой туда, куда указывал кузнец.

Горн представлял собой кирпичную тумбу, накрытую толстой чугунной плитой с большим прямоугольным углублением в ней. В этом углублении пылала груда древесного угля с постепенно раскалявшимся куском металла на нем. В дне этого углубления и в самой тумбе проделаны каналы, через которые в горн из мехов подается воздух. От него добела разгораются и угли, и металл. Мехи (их всегда пара, почему и употребляется множественное число) представляют собой две больших миндалевидных пластины из толстых досок, схваченных железными полосами. Между пластинами – толстая кожа, заделанная в складку и охватывающая пластины по всему периметру. Там, где пластины сужаются, мехи открываются узеньким соплом, а к широким концам пластин прикреплены толстые проволочные тяги, поднимающиеся к крыше кузницы и через рычаги соединенные с ножной педалью или ручной тягой – кому как покажется удобнее. Попеременно раскрывая тягами мехи, подручный набирает в них воздух, а закрывая, – с силой вытесняет их в сопла, направленные в каналы горна.

Массивная наковальня четырьмя лапами крепилась на толстых винтах к стулу. Наковальни были однорогие и двурогие, но могли быть и простенькие безрогие наковальни. У универсальной однорогой наковальни с одной стороны был конический рог, с другой – широкий плоский хвост. В наличнике, рабочей плоскости наковальни, были глубокие круглые и прямоугольные отверстия – для пробивки отверстий в поковках и для установки шперака, маленькой однорогой наковаленки для мелких поковок.

Большие кузнечные клещи были с несколькими видами губок для плотного схватывания то круглого, то плоского, то квадратного, то треугольного металла. Кроме того, у хорошего кузнеца имелось множество разного вспомогательного инструмента, иногда придуманного и изготовленного самим хозяином кузницы.

Одной из самых распространенных кузнечных работ была ковка лошадей. Правда, крестьянские лошади, работавшие на мягкой пашне, могли обойтись и без подков. Но уже для поездок куда-либо по накатанному тракту, а то и по мощенной булыжником дороге подковывать лошадей было необходимо. Иначе при ударах о твердую поверхность отрастающее, как наши ногти, роговое вещество конских копыт разбивается и трескается, в трещинки попадает грязь и сырость, начинается мокрец, или подсед, и лошадь в лучшем случае надолго становится нетрудоспособной, а если мокрец вовремя не залечить, то может и погибнуть.

Ковка лошадей непосвященным кажется чудовищной: ведь в копыто живой лошади загоняются молотком десяток гвоздей. На самом деле у умелого кузнеца, щеголявшего мастерством, лошадь не испытывает не только никакой боли, но и неудобства. При ковке такой щеголь зажимал поднятое копыто между колен, иной раз даже не вводя лошадь в станок, а только коротко привязывая ее недоуздком, так что боль, причиненная лошади, немедленно сказалась бы на нем самом самым решительным образом. Наружный покров копыта подобен человеческому ногтю, а ногти мы стрижем без всяких болевых ощущений.

Быстрый переход