Добро бы еще эти отрезки сдавались крестьянам за арендную плату деньгами, а то нет – непременно под работу… И опять-таки, пускай и работой платят за отрезки, если бы крестьяне за отрезки производили какие-нибудь осенние, зимние или весенние работы, а то нет – каждый норовит, чтобы за отрезки работали круги, да еще с покосом, или убирали луг, ждали хлеб, то есть производили работу в самое дорогое, неоценимое по хозяйству, страдное время» (120; 287–288).

Это была та самая ситуация, о которой крестьяне говорили: «Куренка некуда выпустить» – пустили скот пастись летом на пары или в конце лета на жнитво, по недосмотру забежал он в помещичью землю – штраф. Да еще штраф, иной раз, и не деньгами, а работами.

Кроме того, при крепостном праве крестьяне могли пасти скот на помещичьей земле после уборки хлебов или травы, пользовались дровами, а то и строительным материалом из помещичьих лесов и т. д. Ученые называют это пользование господскими угодьями «сервитутами». «Крестьянам во время работ отводились за яровым господские лужки для прокормления лошадей, во время вывозки навоза тоже отводились лужки, в покос мужицкие лошади кормились на выкошенных лугах… После уборки лугов и полей крестьянские лошади и скот ходили по господским лугам и пустошам» (120; 289). Теперь – шабаш: это ваше, а это – мое. А выгоны оказались отрезанными, сенокосов не хватает, дров нет, жердей нет. Все нужно арендовать у помещика, а он требует – отработайте. Наконец, крестьянину нужно где-то перехватить несколько рублей, зимой – купить хлеба. К кому же обратиться, как не к ближайшему помещику, у которого и небольшие деньжонки водятся, и зерно с мукой в амбаре есть? А он опять ставит условие: вспахать десятину, скосить лужок, выбрать лен.

Это называлось отработочной системой. И на ней кое-как держалась основная масса помещичьих имений после реформы.

Но что такое эти отработки в летнюю страду? «Если вы живали когда-нибудь летом в гостях у помещика, то, без сомнения, видели, как беспокоится, как волнуется хозяин летом, когда дождь, например, мешает уборке сена или хлеба, видели, как помещик, староста, даже рабочие приходят в волнение при виде надвигающейся грозовой тучи. Представьте же себя нравственное состояние мужика-хозяина, когда он должен бросить под дождь свое разбитое на лугу сено, которое вот-вот сейчас до дождя он успел бы сгрести в копны, бросить для того, чтобы уехать убирать чужое сено. Представьте себе положение хозяина, который должен оставить под дождем свой хлеб, чтобы ехать возить чужие снопы. Нужно быть самому хозяином, чтобы вполне понять то ужасное нравственное состояние, в котором находится человек в таких случаях…» (120, с. 339).

Но и этого несчастного положения мало было крестьянину. И свободный, он должен был снова платить. Платить выкупные за землю, платить подушные, платить земский сбор с земли: земства, которыми сейчас все так восторгаются, деньги, на которые они работали и платили жалованье своим служащим, собирали эти деньги все с тех же крестьян и с помещиков.

И на все это крестьянин должен был заработать деньги.

Глава 12

Не знавший покоя

Изба, двор, вся усадьба и ближайшие окольные (то есть находившиеся около, близко, рядом) угодья были не только местом проживания. Прежде всего это было место приложения труда. Ведь крестьянин был труженик. Даже В. И. Ленин, ненавидевший крестьянина, как ненавидело его все мещанство (а кто же, кроме ненавистника, мог сказать об «идиотизме деревенской жизни»?), вынужден был признать, что крестьянин-де, с одной стороны – труженик, а с другой – собственник.