— Я хочу за тебя выпить, — говорит Тюбик Жэке. Тюбик может позволить себе «ты», он чуть ли не со школьной скамьи в Союзе художников, и уже какой-то крупный партийный чин, и теперь от него зависят блага художников: выставки, путёвки, поощрения. — Ты человек современный, — делает Тюбик ему сомнительный комплимент, — можешь достать звезду с неба! Я пью за твои успехи, за твой престиж.

Тоша морщится. Всё-таки слушает. Я ничего не могу сделать — пусть морщится. Слава богу, не я «лью елей», Тюбик, а к Тюбику у Тоши устойчивая антипатия, тут уж ничего не поделаешь — что бы Тюбик ни сказал, Тоша будет морщиться.

— А я пью за здоровье, — говорю нейтральные слова. — Будет здоровье, человек возьмёт то, что ему нужно от жизни.

Делаю вид, что пью, даже гримасу корчу, а сам едва пригубливаю, ставлю полную рюмку за вазу с пирожками, чтобы не увидели Тюбик с Жэкой, мне нельзя пить, я должен быть в форме, рассчитывать каждый ход, осторожно произносить слова.

— Спасибо, — говорит Жэка. Он лоснится, словно маслом помазанный. — Позвольте и мне поднять тост. За приятное, замечательное знакомство! — Он смотрит на Тошу и ещё больше лоснится. — Такая красивая, я почёл бы за честь написать ваш портрет. Фактически это моя специальность! Такие глаза! И такая хозяйка!

Это уж слишком: за почти совершившийся факт — вступление в Союз я должен расплатиться… Тошей?! Портрет?! Этого ещё не хватало. Не ожидал от него подобной прыти.

А Тоша улыбается. Пленительно, сверкая ямочкой.

— Боюсь, вас ждёт разочарование, — говорит она кротким голосом, от которого у меня кружится голова. — Ни на фотографиях, ни на портретах не получаюсь. — Она кокетничает с этим Жэкой! Глазищи сверкают, улыбка ослепительна.

— У меня получится, — блестит зубами Жэка. — Я — мастер. Это единственное, что я умею делать хорошо. Я сразу вижу лицо. — И добавляет: — Тайну в лице человека.

Тоша с любопытством смотрит на него: видимо, как и я, пытается понять, что хотел сказать Жэка. И я вдруг чувствую ненависть к нему: он обратил на себя Тошино внимание, ещё чего доброго Тоша согласится. Кровь бросается мне в голову, сжимаю кулаки, скажи он ещё хоть слово, и я размозжу его красивую физиономию, но неожиданно встаёт Тюбик и говорит:

— Посмотрите, товарищи, на меня. Разве я не похож на инопланетянина? Сейчас все побесились с этими летающими тарелками, а ведь от одного невежества люди верят любым слухам, правда, Евгений Николаевич?

Евгений Николаевич хлопает глазами, не понимает, к чему клонит Тюбик. И я не понимаю. И Тоша не понимает. И сам Тюбик, кажется, тоже.

— Наша задача — осветить людское невежество. Предлагаю устроить конкурс фантастики. Такого конкурса никогда не было! Интересно же, кто как видит, представляет себе инопланетянина и летающие тарелки, и вообще все подобные сюжеты? Вы согласны, что это необходимо?!

— Зачем? — спрашивает Жэка, и я не понимаю, к чему относится его «зачем». Жэка зол и не скрывает этого — его отвлекли от Тоши!

А я благодарен Тюбику. Тоша выпала из-под Жэкиного взгляда, пошла на кухню за жареной картошкой. Выхожу следом — якобы помочь.

— Тебе он понравился? — спрашиваю, едва сдерживая злость.

Она не отвечает, вытаскивает из духовки сковороду.

Я сжимаю её плечи.

— Нет, ты мне ответь.

— Больно, — говорит она, морщась.

Я сжимаю сильнее.

— Пусти, — говорит она.

— Побежишь к нему? — Я готов убить её, но отпускаю.