И вот уже который год он лежит там, за калошницей. Но всякий раз, когда я его нечаянно нахожу, перед моим внутренним взором встаёт величественная картина: мой муж с двумя бронзовыми топорами стремительно возносит свой центнер на четырёхметровую деревянную стену. И это, чёрт побери, прекрасно.

Примерно в пять утра я вплыла на кухню голышом, придерживая сиськи под углом семьдесят градусов к линии горизонта. Муж смирно плёл бубен и смотрел киношку.

— Скажи мне, это срочно: вот если бы ты хотел на мне жениться, а я бы отказывалась, ты бы скакал вокруг меня с конями? — В постели я читала «Зорро», там отвергнутые женихи совершали подвиги и преступления, дрались на дуэлях и, да, гарцевали около возлюбленных на лошадях. И я увидела эти тонкие конские ноги, мелко переступающие в пыли, и поняла, чего мне в жизни остро не хватает.

— Здрасти! А то я не скакал?!

— Да когда это?!

— Ты три года меня изводила!

— Но я же с тобой иногда спала, так что не считается.

— Вот, сначала спала, а потом изводила, потом опять спала, а потом опять изводила. Я чуть не спятил, уж и так и эдак к тебе…

— Но с конями-то не скакал! Жизнь прошла зря. — И я ушла, заламывая сиськи. А он ещё некоторое время бормотал на кухне:

— С конями. Да убил бы давно, если б не любил. С конями…

Но минут через пятнадцать пришёл спать, и мы, коротко говоря, помирились.

Уже засыпая, я вдруг приподняла голову от подушки и спросила:

— Слышь, а где у меня тут хвост должен быть?

— Где копчик. — Мой муж обладает бесценным качеством: сначала отвечает на вопрос, а уж потом интересуется: «А зачем тебе?» — Под крестцом.

— Копчик, он вона где, а крестец вона где. Меж ягодиц, штоль, должен торчать? Меж ягодиц торчать, штоль, должен? — перефразировала я покрасивей.

— Нет, там конец копчика, который, собственно, остаток хвоста, а начинается он от крестца.

— Ага. Ну ладно. Ну хорошо. А почему, вот почему он отвалился?!

— Не нужен стал.

— Нет, ну почему именно он? Сколько атавизмов в человеческом теле, а? Зубы мудрости, волосы, брови — вот они почему остались, а полезный хвост отпал? Вот зачем тебе брови, а?!

— Да он всё равно был бы короткий, ну чего ты, спи.

— Короткий, да мой. Прикинь, были бы критерии красоты, мускулистые хвосты, жирные хвосты… нет, жировых тканей там нету, но мышцы можно накачать, да? Да? Эй, не спи. Да?

— Уснёшь теперь. Я теперь до пяти утра буду твой хвост представлять.

Почему-то меня это успокоило. Хорошо, когда кто-то думает про твой хвост.

— Да ладно. Он всё равно не пушистый был бы, а как у мартышки, лысый и неинтересный. Спи уже, извращенец.

Логика и справедливость. Логика и справедливость. Вот что мы потеряли вместе с хвостами.

Беседуем с Глорией о рекламе, между делом предлагаю апельсинчик, она отказывается, но иногда посматривает на них и через некоторое время всё-таки берёт:

— Вот она, сила визуальной рекламы.

— Да, — я воодушевляюсь, — это всегда работает, а ведь они всего лишь просто лежали! А представь, если бы ещё стали танцевать, петь и пускать сок, как это обычно бывает по телику?!

— Боюсь, если бы они стали танцевать, петь и пускать сок, я бы остереглась их есть. Хотя, нет, возможно, я бы успела загрызть парочку, прежде чем… — Глория очень смелая и всегда готова к тому, чтобы дорого продать свою жизнь.

Далее обсуждаем книгу Исабель Альенде «Зорро».