Изменить размер шрифта - +
Роста она была высокого, с развитой грудью, с гибким станом. Звонкий голос ее иногда становился резким, но простодушный

смех заражал окружающих весельем. Она часто привычным жестом подносила обе руки к вискам, словно поправляя прическу.
     Жанна подбежала к отцу, обняла его и поцеловала.
     - Ну, что же, едем? - спросила она.
     Отец улыбнулся, покачал головой, украшенной длинными седеющими кудрями, и показал рукою на окно:
     - Как же ехать по такой погоде?
     Но она упрашивала нежно и вкрадчиво:
     - Ну, папа, ну, поедем, пожалуйста. После обеда прояснится.
     - Да ведь мама ни за что не согласится.
     - Согласится, ручаюсь тебе.
     - Если ты уговоришь маму, я возражать не буду.
     Тогда Жанна стремительно бросилась в спальню баронессы. Ведь этого дня, дня отъезда, она ждала со все возраставшим нетерпением.
     Со времени поступления в Сакре-Кер она ни разу не выезжала из Руана, так как отец не допускал для нее до определенного возраста никаких

развлечений. Ее только дважды возили на две недели в Париж; но то был город, а она мечтала о деревне.
     Теперь ей предстояло провести лето в их имении Тополя, старинном родовом поместье, расположенном на горной гряде близ Ипора; и она

предвкушала всю радость привольной жизни на берегу океана. Кроме того, решено было подарить ей это имение, чтобы она жила в нем постоянно, когда

выйдет замуж.
     Дождь, не перестававший со вчерашнего вечера, был первым большим огорчением в ее жизни.
     Но не прошло и трех минут, как она выбежала из спальни матери, крича на весь дом:
     - Папа, папа! Мама согласна; вели закладывать.
     Ливень не утихал; когда карету подали к крыльцу, он даже, пожалуй, усилился.
     Жанна уже ждала возле кареты, когда баронесса спустилась с лестницы; с одной стороны ее поддерживал муж, а с другой горничная, статная

девушка, ростом и силой не уступавшая мужчине. Это была нормандка из Ко, на вид ей казалось лет двадцать, хотя на самом деле было не дольше

восемнадцати. В семье ее считали почти что второй дочерью, так как она была молочной сестрой Жанны. Ее звали Розали.
     Главной ее обязанностью было водить под руку баронессу, непомерно растолстевшую за последние годы вследствие расширения сердца, на которое

она без конца жаловалась.
     Баронесса, тяжело дыша, добралась до сеней, вышла на крыльцо старинного особняка, взглянула на двор, где струились потоки воды, и

пробормотала:
     - Право же, это безумие.
     Муж отвечал ей с неизменной улыбкой:
     - Это была ваша воля, мадам Аделаида.
     Она носила пышное имя Аделаида, и муж всегда предпосылал ему обращение "мадам" с оттенком насмешливой почтительности.
     Она двинулась дальше и грузно опустилась на сиденье экипажа, отчего заскрипели все рессоры. Барон уселся рядом. Жанна и Розали разместились

на скамеечке напротив. Кухарка Людивина принесла ворох теплого платья, которым покрыли колени, затем две корзинки, которые запрятали под ноги,

наконец сама она вскарабкалась на козлы рядом с дядюшкой Симоном и закуталась с головы до пят в попону. Привратник и его жена попрощались,

захлопывая дверцу, выслушали последние распоряжения относительно багажа, который надлежало отправить следом в тележке, и наконец экипаж

тронулся.
Быстрый переход