Изменить размер шрифта - +
Беда заключалась в том, что она скатилась с холма и попала в колею, которую выбрала не она, а мы, а двигатель так и не завелся. Мэрион стояла у кухонной раковины и чистила огурцы, надев резиновые перчатки, пока Винни не заставлял снять их; в свои почти тридцать лет она была незамужней и бездетной, жила в одной комнате, спала на диване, работала ассистентом то в одной, то в другой галерее, пока однажды не высказывала начальству все, что о нем думает, и либо уходила, либо бывала уволена. Мир. галерей тесен, репутация Мэрион вскоре стала всем известна. «Какая Мэрион? Мэрион Лоуз? Нет, она нам не подходит». Впрочем, с нами она никогда не бывала резка и груба. Мы оставались ее надеждой и опорой.

Она доверяла нам и тем усугубляла лежащую на наших плечах ответственность.

«Шофер» Лесли прошлась по дорожке, «на каждом шагу давя муравьев», как позднее выразилась Розали. На вид ей было лет сорок пять, она держалась томно, словно устала от продолжительной битвы, ее рост превышал шесть футов. Эта женщина явно не могла оценить ни приготовленный Винни ленч из пяти блюд, ни деревенскую грубоватость местного вина. Ленч был непоправимо испорчен, безмятежность дня улетучилась.

Лесли Бек представил свою спутницу как леди Анджелу Петтифер. «Ролле» принадлежал ей, она направлялась в Бордо через Каор и согласилась подвезти Лесли. Скоро мы поняли, что ошиблись насчет нее. Лесли Бек попытался было принести шампанское, но она прогнала его вместе с бутылкой.

— Шампанское не сочетается со свининой и бобами, — заявила она. Одна из пас! Ее заинтересовала судьба Мэрион, она разузнала все подробности прежде, чем мы успели преломить свежий хрустящий хлеб и доесть салат из помидоров и базилика. — Вам бы надо иметь собственную галерею, — заявила леди Анджела. — Вам необходим спонсор.

Мы с надеждой обратили на нее взоры. Титул, «ролле»…

— Не я, — продолжала гостья. — Я вечно прогораю. Но у меня есть друзья…

И мы стали с ней еще любезнее, чем прежде.

— Кстати, на всякий случай: я не любовница Лесли, — неожиданно заявила она.

Мы с Розали обрадовались. Наличие жены еще можно вытерпеть, появление других наложниц внушает тревогу.

Читатель, можно напомнить тебе кое-что? К тому моменту Лесли уже успел побывать в интимных отношениях со мной и Розали; его восьмилетняя дочь Кэтрин пила «оранжину» вместе с другими детьми, сидя за дальним концом стола, вежливо игнорируя гостей — точно так же, как почти всех посторонних взрослых. Дети не вспоминают о родителях до тех пор, пока те выглядят счастливыми. Посматривал ли Лесли на Кэтрин, пытался ли разглядеть среди детей свою дочь? На этот вопрос Розали отвечала утвердительно. Я — нет.

Сьюзен была не в настроении. Она лучше всех нас умела выказывать недовольство. Уоллес мог помрачнеть, но в этом не было ничего личного. Винни внезапно взрывался и становился агрессивным, а потом искренне раскаивался. Эд бледнел, начинал говорить ледяным тоном, а потом спохватывался и брал себя в руки. Мы с Розали были миротворцами. Мэрион умела притворяться обиженной и часто делала это, но когда раздражалась Сьюзен, даже солнце, казалось, переставало греть. В том году она коротко подстригла свои прямые каштановые волосы — попыталась вернуться из мира молодых матерей в мир женщин, и обнаружила, что это нелегко.

Тем летом ее выводил из себя наш образ жизни, раздражали поглощенность Винни приготовлением пищи и увлечение стариной. Со мной и Розали Сьюзен разговаривала, словно с идиотками, и мы уже были готовы поверить, что мужья, поддерживающие нашу связь с внешним миром, за которыми мы послушно брели, хлопоча и болтая чепуху, заменяют нам матерей. По-настоящему Сьюзен нравился только Эд: они часто увлекались беседами о Геродоте и социологии, пока мы с Розали пытались вникнуть в суть их разговора, Уоллес грезил о горах, а Винни подливал себе вина.

Быстрый переход