Стоп! Возвратимся к моменту, когда внезапно прервали коэны спор с королём, кто имеет право вести жертвоприношения, и все восемьдесят пар глаз уставились на лоб короля. Несколько минут в Храме было совершенно тихо, пока кто-то не закричал: "Это же проказа!"
Онемев, с замершим взглядом, на расстоянии от идущих за и перед ним жрецов, король проследовал за городские ворота, которые затворились за ним на… двадцать пять лет.
Но вначале никто ещё ничего не знал определённо. Прежде всего, коэны должны были поставить диагноз болезни – может, это и не проказа, может, ещё обойдётся? Всё делалось строго по ритуалу, записанному в Танахе, так как наставлял господь Аарона и Моше поступать в подобном случае.
Народ, столпившийся на городской стене, в молчании наблюдал за действиями рабов и лекарей-левитов, окруживших короля у городских ворот, вблизи дома, в котором жили прокажённые – те испуганно таращились из дверного проёма, прикрывая руками загаженные струпьями физиономии.
Прежде всего, левиты должны были внимательно рассмотреть цвет язвы на лбу у короля. После этого на ощупь определяли, проникла ли она вглубь кожи и не побелели ли волосы вокруг язвы. Потом это место перевязывали и оставляли так на семь дней.
– Если пятно за семь дней не разрастётся,– приговаривал левит над ухом Узияу, –нужно будет перевязать ещё на семь дней. Если и после этого язва не пройдёт и даже расширится, а кожа потемнеет, то это – проказа.
С иерусалимской стены было хорошо видно, как худой человек – ещё час назад самоуверенный король – снимает с себя парадные одежды и остаётся голым, как раб его бреет, левиты распускают ему волосы и облачают в рваную одежду, по которой прокажённого можно узнать издалека.
Рядом уже пылал костёр. Один из рабов кинул в пламя королевское платье и сандалии, а другие принесли из города постель Узияу и вороха его одежды. Всё это пожрало пламя. Даже волосы, срезанные с головы короля, бросили в огонь.
Узияу стоял неподвижно и не отрывал взгляда от пустыни, начинавшейся неподалёку и уходящей за горизонт. Никто не услышал от него в тот день ни единого слова – ни приказания, ни просьбы.
Зато королевский гарем ревел на весь Иерусалим.
– Ничего, ничего, – пытался успокоить плачущих женщин первосвященник Азарияу.– Через семь дней коэн-Служитель Шатра осмотрит Узияу там, за пределами города, и если увидит, что раны зажили, то прикажет очищенному взять двух кур или голубей, не поражённых болезнями, кедрового дерева, мох и нить, вымоченную в синьке. Второй коэн зарежет одну из птиц над глиняной посудой с чистой водой, а другую птицу, нить, ветку кедра и мох смочит в крови зарезанной птицы <…> окропит выздоровевшего семь раз и отпустит птицу. Очищенный выстирает свои одежды и сбреет все свои волосы с тела и искупается в воде, а потом вернётся и сядет у шатра, а на седьмой день ещё раз ему обреют волосы и бороду, и брови, и он снова выстирает одежду и искупается сам. На восьмой день возьмёт он двух молодых ягнят и одну овечку и три меры тонко просеянной муки, смешанной с елеем, и ещё одну меру елея. Коэн поставит очищенного у входа в шатёр, а овечку зарежет для жертвоприношения и <…> окропит выздоровевшего.
Узияу не выздоровел. Проказа не оставила его ни через неделю, ни через месяц. Двадцать пять следующих лет кожа и кости его смердели из-под непросыхающих язв, Узияу медленно сгнивал, пока, наконец, Бог пожалел его, и бывший король впервые не разбудил иерусалимцев криком боли при попытке оторвать от подстилки приклеившуюся к ней за ночь спину.
Так все узнали: Узияу умер!
А прочие деяния Узияу, первые и последние, описал Ишияу бен-Амоц, пророк. И почил Узияу с отцами своими, и похоронили его с отцами, но не в пещерах, а на поле, среди королевских усыпальниц – ибо сказали: "Он – прокажённый!"
*
II ЕХОАХАЗ ИЗРАИЛЬСКИЙ – ОТ ТРАГЕДИИ К ПОКОЮ
Ехоахаз – сын Еху унаследовал от отца очень слабое государство. |