Он вернулся с сообщением, что хозяин сожалеет, что не может сам встретить гостя, и просит пройти к нему в сад. Менаше провели во внутренний двор, где росли деревья и сновали люди, занятые домашними работами. Его спокойно приветствовали и продолжали свои занятия: женщины выпекали хлеб в дворовой печи, дети кормили уток в загоне и поднимали кожаные вёдра из колодца в середине двора. Девушки от реки приносили воду в кувшинах и поливали огород.
Под тамариском в плотной тени его ожидал Хаггай, сидя на низкой, плетёной из тростника скамейке. К ноге, положенной на подставку, был припелёнут крепкий камышовый ствол. Хаггай протянул Менаше руку, поздоровался и предложил сесть рядом. Он поблагодарил за визит и подарки и стал представлять родню, находившуюся в доме. Братья хозяина, назвав имя и пожав руку, усаживались рядом на траве для беседы. Принесли круглую деревянную столешницу и установили на треножник. Тут же появились кувшины с холодной колодезной водой, широкие глиняные тарелки с тёплым хрустящим хлебом, сыр, простокваша и пироги с мёдом и орехами. В Вавилоне из-за жары не принято было есть днём, зато ужинали всерьёз, особенно, если это был дом с достатком, как дом братьев Хаггая и Тувии. Менаше не успел оглядеться, как на столе уже выстроились пузатые кружки и кувшины с пивом разных сортов, включая знаменитое вавилонское чёрное пиво, и корзинки с финиками и гранатами, только что собранными в дворовом саду. Ели все с аппетитом, залезая в горшки руками.
Глядя на жертвенник в углу дома и на церемонию, сопровождавшую трапезу, Менаше догадался: это – израильтяне, из тех, кого двадцать лет назад пригнали сюда ассирийцы. Ещё на канале, когда провожатый засомневался и спросил, где живёт Хаггай, ему ответили: "Они живут отдельно ото всех, на краю селения".
Началась беседа. Лекарь Тувия сказал, что Бог пожалел его брата, есть трещина в кости ниже колена, но нога быстро заживёт, надо только несколько раз на дню менять повязку и смазывать рану тёплым илом.
Разговор шёл по-арамейски. О себе Менаше сказал только, что происходит из Иудеи. Он присматривался к людям в доме Хаггая и вскоре догадался, что они из Ашера – там женщины остаются красавицами и в самой бедной одежде. А уж дети!
Менаше улыбался, разглядывая яркие, крупные черты лиц у детей, очень худые, но стройные фигурки девушек. Ему передалась спокойная уверенность этих красивых людей, он уже не боялся огромного города и даже, впервые в жизни, ощутил гордость от родства с другими иврим. Эстер, дочь Тувии, попросила рассказать про Шомрон, Эфраим, а, может, гость знаком с уделом Ашера? Их селение Ахлав располагалось на самом севере, а дом стоял так же, как этот – поблизости от берега, она запомнила по рассказам отца. Покраснев, Менаше признался, что никогда не был в Израиле. Перед глазами его возникла пустынная, обшаренная грабителями родина, какой он увидел её и, оказывается, запомнил, уводимый в плен из Иерусалима.
– Это неважно,– сказала Эстер, увидев, как огорчился гость.– Мы расспрашиваем купцов и солдат, что возвращаются после службы в Кнаане.
– Когда Ассирия уйдёт, там придётся долго восстанавливать настоящую жизнь, – задумчиво произнёс Хаггай. – Ни городов, ни больших селений не сталось. И ни одного храма! Ассирийцы увели всех священнослужителей, всех родственников короля Хошеа, его советников, министров. И таких, как мы, у кого в руках было какое-то ремесло…Остались те, кого называют "ам ха-арец" – тёмные люди. Они смеялись и кидали прах вслед нашему обозу. Теперь "ам ха-арец" совсем одичал, он не знает ничего: ни как вести хозяйство, ни как приносить жертвы Господу,– и от страха поклоняется любому идолу, какого ему покажут. Все его обижают: солдаты, кочевники, сборщики податей. И он тоже озлобился на всех. Надо вернуться и помочь "ам ха-арецу" опять обрести Закон.
– Нам самим необходимо вернуться, – вставил седоголовый Тувия, старший брат. |