Тут по приказу Хизкияу приоткрылись крепостные ворота, и через них вышли три иудейских парламентёра: Эльяким – распорядитель королевского дворца, писец Шевна и Ёах бен-Асаф – летописец, по чьим заметкам я веду сегодняшний рассказ.

Оба посольства приветствовали друг друга, справились о здоровье монархов и приступили к переговорам.

И тут выяснилось, что говорящий от имени царя Ашшура Равшаке свободно владеет ивритом и даже именно диалектом Южной Иудеи. Писец Шевна опознал "ассирийца" и шепнул Эльякиму, что это – иудей из старейшин Лахиша, пленённый несколько лет тому назад. Ишь, как он вознёсся при дворе в Ниневии!

Ещё больше, чем иврит парламентёра, поразил иерусалимцев голос Равшаке: шофар! Каждое слово слышно аж у ворот Эфраима!

– Ну, и глотка! – перешёптывались между собой иудейские солдаты. Говорить громко или вступать в разговор с ассирийцами Хизкияу им запретил.– Наверное, за такой голос его и назначили послом.

А Равшаке, уперев руки в бока, вопрошал от имени Царя Царей, на кого надеется король Иудеи, почему тянет с объявлением покорности Ассирии?

Здесь я процитирую записи иудейского посла-летописца Ёаха бен-Асафа:

"– Передайте Хизкияу слова великого царя Ашшура: "Что это за надежда, на которую ты так надеешься? <…> На кого ты так надеешься, что восстал на меня?"

И не дожидаясь ответа, Равшаке стал громогласно перечислять возможных покровителей, которых надумал себе Хизкияу. Первым он, конечно, назвал Египет:

– И ты полагаешься на эту трость надломленную?! Если кто обопрётся на неё, трость вонзится ему в ладонь и проткнёт её – вот каков фараон для всех ,кто полагается на него!

В азарте посол даже предложил иудейскому королю:

– Ты хочешь потягаться с самим царём Ашшура, моим господином?

Давай, я дам тебе две тысячи коней – сможешь ли ты набрать для них колесничих? Где же тебе победить хотя бы одного из союзников моего господина!

Равшаке перешёл ко второму предположению: может быть, Хизкияу рассчитывает на помощь своего Бога? Посол опять захохотал басом, так что его услышали молившиеся в Храме. От имени своего царя он продолжал:

– Разве какие-нибудь боги спасли страну свою от руки царя Ашшура? Где божества Хамата и Арпада? Где боги Сфарваима, Эйны и Иввы? Спасён ли Шомрон от руки моей? Кто из всех богов этих стран спас страну свою от руки моей, чтобы мог спасти Господь Иерусалим?

 Ассирийский посол видел, что Эльяким прижимает к груди руки, но прежде, чем дать иудею ответить, прокричал ещё последнее соображение?

 – Я знаю, вы привыкли говорить, что на всё есть Божья воля. Так вот, царь Ашшура спрашивает: "Разве не по воле Господней пришёл я в этот край и разоряю его?"

 Равшаке замолк и стал пить воду из поднесённого слугами кубка. Эльяким наконец-то смог вставить слово:

– Говори, прошу, с рабами твоими по-арамейски, ибо мы понимаем. Но не говори с нами по-иудейски в слух народа, который на стене.

– А–а! – загремел в ответ хохот ассирийского посла. Равшаке отшвырнул кубок и обтёр ладонями капли воды с бороды. Теперь он заговорил ещё громче, будто и не замечая стоящих перед ним иудеев:

– Разве господин мой послал меня сказать эти слова только твоему господину и тебе, а не людям на стене, коим предстоит вместе с вами есть испражнения свои и пить мочу свою? Слушайте слово царя великого, царя Ашшура! Так сказал царь: "Пусть не уговаривает вас Хизкияу Господом, говоря: "Спасёт нас Господь, и не будет город этот отдан в руки царя Ашшура". Не слушайте Хизкияу, ибо так сказал царь Ашшура: "Заключите со мной мир и выйдите ко мне. И будет каждый есть плоды виноградника своего и смоковницы своей, и будет каждый пить воду из колодца своего.