Но дядя Генри в своем фанатическом желании искать и коллекционировать только мотыльков очень скоро убил в мальчике интерес к бабочкам, а заодно и к естествознанию в целом.

И Жонкиль прошла через это, бедняжка... Но он, Роланд Чартер, заставит ее забыть скуку Риверс Корта, он покажет ей все чудеса света, блеск и красоту жизни!

— Я думаю, что скажет отец, — пробормотала она.

Роланд промычал что-то нечленораздельное. Жонкиль крутила вокруг пальца обручальное кольцо. Уголки ее губ дрожали.

— Боюсь, что для него это будет потрясением, ужасным потрясением, и громадным разочарованием. Он надеялся, что я буду известным ботаником, великой женщиной; а бабушка хотела сделать из меня настоящую маленькую леди.

— Какой вздор все это, — сказал Чартер. — Ты родилась на свет для того, чтобы быть естественной, любящей удовольствия девушкой, а не очкастым ботаником или повелительницей гостиных, бедный ребенок!

— Ну уж и ребенок! — сказала Жонкиль с негодованием.

— Конечно, ребенок, — настаивал Роланд. — Хотя, я думаю, у тебя были мечты о любви и замужестве. Это естественно для женщин — мечтать о любви и романтике, не так ли?

— О, нет. Масса девушек интересуются теперь только спортом и смеются над любовью.

— И в этом есть своя романтика, — сказал Роланд, — а девушкам, которые подражают мужчинам, все равно не остается ничего другого, как стать женственными, когда они встретят того, кого им суждено полюбить.

— Я должна признаться, я сразу влюбилась в тебя, — прошептала Жонкиль. — Я забыла обо всем, кроме тебя.

Он взял ее руку и рассматривал ее, улыбаясь.

— Слава Богу, что ты не стремишься подражать мужчинам, дорогая, — сказал он.

— Но боюсь, что я больше знаю о мотыльках, чем о том, как быть элегантной, — вздохнула она.

— Я люблю тебя такой, какая ты есть, совершенно естественной, — сказал он. — Хотя нам придется избавляться от пристрастия к ловле мотыльков и к другим подобным удовольствиям!

Еще несколько дней тому назад он относился к ней безразлично, ему казалось, что она слишком худая, слишком загорелая, слишком юная, чтобы быть красивой.

— Я рада, что ты пришел и научил меня любить, Роланд, — сказала она. — Это самая замечательная вещь в мире.

— Не думай слишком много об этом, дитя, — сказал он резко. — Не будь слишком сентиментальной. Смотри на вещи более трезво. Доля цинизма никогда не помешает женщине на крутых поворотах. А розовые грезы... Что ж, после них гораздо тяжелее подниматься, когда жизнь собьет тебя с ног.

— Я не боюсь жизни, — сказала она гордо, — ты ведь защитишь меня от ее ударов, правда, Роланд?

— О, Боже, — простонал он, поддразнивая ее, — ты, я вижу, намерена во всем полагаться на меня?

— И материально тоже, — рассмеялась она в ответ. — У меня в сумочке не более десяти шиллингов.

Он стал серьезным.

— Давай не будем говорить о деньгах, — сказал он. — Это больной вопрос. У меня нет состояния. Ты привыкла к достатку, а...

— Не о чем особенно беспокоиться, — перебила она. — Отец простит меня, когда он увидит тебя и узнает, какой ты, Роланд. Тогда у меня снова будет все, что я захочу.

— Я не собираюсь жить на деньги своей жены, — сказал Роланд.