Подняв свои руки наподобие рогов Хатор, она продолжала петь луне и морю:
Я — Та, кто еще до сотворения Земли
Была Рея, Винах, Гея.
Я — то беззвучное, беспредельное, горькое море,
Из глубин которого бьет вечный источник жизни.
Астарта, Афродита, Ашторет —
Дарующая жизнь и приносящая смерть
Гера в небесах, Персефона на Земле;
Левана приливов и отливов и Геката —
Все они — это я, и все они — во мне.
Близится час полнолуния;
Я слышу призывные слова, слышу и являюсь —
Изида Сокрытая и Рея, Винах, Гея,
Я нисхожу к жрецу, воззвавшему ко мне.
И я знал: нравится ли это мне или нет — но мне была уготована роль Жреца Моря.
Руки Морган медленно опустились до горизонтального положения, перестав изображать лунные рога; затем она начала совершать ими странные маховые движения вперед-назад, пока ее длинные свободные рукава не стали похожи на медленные взмахи крыльев. Завывающие, глухие ритмы, поднимавшиеся и опускавшиеся на четверть тона вместе с рефренами, держали меня в состоянии птицы, околдованной змеей; шаг за шагом я приближался к ней, пока мои раскрытые ладони не соединились с ее ладонями — и неожиданно я понял, что вместо женских рук держу два полюса мощнейшей батареи.
В ее странном пении пробудились отголоски тех древних ритуалов, с помощью которых наши предки вызывали богов; и я знал, что, прикоснувшись ко мне руками, она тем самым передала мне — а через меня Земле — нечто, свойственное разве что Небесам. Прилив все поднимался, и вода тихо омывала скалу, на которой мы стояли, — волны касались наших ступней и щиколоток, являя собою подспудную опасность. Внезапно туча заслонила луну, так что мы очутились в полной темноте. Сквозь плеск воды слышалось холодное дыхание северо-западного ветра, и я знал: погода окончательно изменилась. Послушные ветру, волны одна за другой с грохотом накатывались на скалу. Увидев, что край одежды Морган уже захватила вода, я привлек ее к себе; она потянулась за мною послушно, как лунатик. Это было весьма рискованно: во тьме увлекать за собою безвольно, слепо бредущую женщину, бредя по щиколотку в воде, натыкаясь на обломки скал и чувствуя, как за спиной все усиливается ветер, а волны с бешеным шумом разбиваются о берег; но все же, шаг за шагом, мне удалось подвести ее к ступенькам. Я был слишком озабочен нашей общей безопасностью, чтобы думать о себе; но когда я привел ее в дворик форта и льющийся из окон свет позволил нам увидеть друг друга, она неожиданно открыла глаза и посмотрела на меня взглядом человека, очнувшегося после долгого сна; я понял, что нечто странное произошло между нами.
На следующий день все случившееся казалось сном. Ни Морган Ле Фэй, ни я, не вспоминали об этом — ведь существуют вещи, очарование которых разрушается, стоит только о них заговорить. Поднялся ветер, который принес с собой холодный дождь. В этот день мы не ходили на утес и не пытались взобраться на холм; мы просто сидели у огня, читали, почти не разговаривая друг с другом.
Однако вечером, перед тем как отправиться в постель, когда мы досиживали подле угасающего камина, у меня вдруг возникло безотчетное желание взять стоявший у моего плеча светильник и пройти в дальний конец длинной комнаты, чтобы рассмотреть рисунок, грубо набросанный мною на монотонной поверхности штукатурки.
На рисунке был изображен один из подводных морских дворцов; его сверкающие купола были подобны пузырькам морской пены, а гребни волн на поверхности моря заменяли дворцу небо. Колонны дворцовых портиков обвивали морские гады, во внутренних дворах дворца в беспорядке лежали сокровища затонувших галеонов. В центре изображения, на троне морских богов восседала фигура в одеждах, цветом напоминавших серебристые волны прибоя; это должна была быть Морган Ле Фэй — однажды вдохновение заставило меня начать рисовать ее лицо. |