В автобиографии 1938 года он отмечал: «Участие в октябрьском перевороте выражал в том, что эскадрон под руководством комитета встал на платформу большевиков и отказался „украинизироваться“ (то есть превращаться в украинскую национальную воинскую часть, подчиненную Центральной Раде в Киеве. — В.Д.)».
Вскоре по решению солдатского комитета эскадрон был распущен по домам. Всем солдатам были выданы справки, удостоверявшие увольнение со службы, и рекомендовалось захватить с собой карабины и боевые патроны. Однако заградительный отряд в районе Харькова изъял оружие у большинства солдат. Жукову пришлось несколько недель укрываться в Балаклее и селе Лагери, так как его разыскивали офицеры, перешедшие на службу к украинским националистам. 30 ноября 1917 года он вернулся в Москву, решил отдохнуть несколько месяцев в родной деревне, а затем вступить в Красную гвардию. Побывка на родине едва не окончилась трагически: его свалил сначала сыпной тиф, потом — возвратный. Тяжелая болезнь вывела из строя почти на полгода.
В конце сентября 1918 года Жуков прибыл в Малоярославец, где располагался призывной пункт. Но по причине перенесенного тифа в Красную Армию его не приняли. Было принято решение ехать в Москву и там записаться в армию добровольцем. Правда, в автобиографии 1938 года он отмечал: «В РККА — с конца сентября 1918 года по мобилизации. Службу начал в 4-м Московском полку (кавалерийском) с октября 1918 года».
В служебной карточке Г.К.Жукова, хранящейся в архиве, отмечено, что он вступил в Красную Армию добровольно 1 октября 1918 года. Дивизия, в которую его зачислили, была сформирована на основании приказа Высшего Военного Совета № 54 от 19 июня 1918 года и называлась Кавалерийской дивизией Московского военного округа. В сентябре она была переименована в Московскую кавалерийскую дивизию. В ее составе и формировался 4-й Московский кавалерийский полк.
К этому времени Жуков уже накрепко связал себя с партией большевиков, состоял в группе сочувствующих, готовясь к вступлению в РКП(б). «Группа сочувствующих в эскадроне, — вспоминал он, — состояла из пяти человек, и, несмотря на ее малочисленность, товарищи Трофимов (секретарь партийного бюро 4-го Московского кавалерийского полка. — В.Д.) и Волков (комиссар полка. — В.Д.) приходили к нам не менее двух раз в неделю, чтобы побеседовать о внутреннем и международном положении, о том, что предпринимает партия на фронтах. Эти беседы затягивались надолго и были очень интересны, особенно когда шла речь о борьбе большевиков с царизмом и о жарких схватках в октябрьские дни в Петрограде, Москве и других промышленных городах страны… 1 марта 1919 года меня приняли в члены РКП(б). Многое уже теперь забыто, но день, когда меня принимали в члены партии, остался в памяти на всю жизнь».
Нельзя исключать вероятность того, что в этот день Г.К.Жуков был принят лишь в кандидаты, а не в члены партии. Такой точки зрения придерживается, например,В.Г.Краснов, автор книги «Неизвестный Жуков. Лавры и тернии полководца. Документы. Мнения. Размышления». Он пишет, что обнаружил в архиве документ, в котором четко сказано о приеме Жукова из кандидатов в члены РКП(б), и произошло это после 8 мая 1920 года, так как предыдущий протокол (№ 9) датируется именно этим числом.
В мае 1919 года Московская кавалерийская дивизия была переброшена из Москвы в район Самары, где вошла в состав Южной группы армий Восточного фронта, которой командовал М.В.Фрунзе. К этому времени войска адмирала А.В.Колчака вышли на подступы к Самаре и Казани. Одновременно в тылу Восточного фронта вспыхнули антибольшевистские восстания, а казачьи части 9 мая окружили Уральск. Имея значительное превосходство в коннице, противник продолжал развивать наступление на Саратов и Самару.
Командующий Восточным фронтом бывший генерал А.А.Самойло потребовал от М. |