Трудно сказать, под воздействием личных ли впечатлений или под влиянием официальной пропаганды, Жуков вспоминал: «Когда я увидел атомный взрыв, осмотрел местность и технику после взрыва, посмотрел несколько раз киноленту, запечатлевшую до мельчайших подробностей все то, что произошло в результате взрыва атомной бомбы, я пришел к убеждению, что войну с применением атомного оружия ни при каких обстоятельствах вести не следует… Но мне было ясно и другое: навязанная нам гонка вооружений требовала от нас принять все меры к тому, чтобы срочно ликвидировать отставание наших Вооруженных Сил в оснащении ядерным оружием. В условиях постоянного атомного шантажа наша страна не могла чувствовать себя в безопасности».

Поскольку эта акция в эпоху гласности стала предметом всевозможных спекуляций, воспользуемся воспоминаниями о Тоцком учении генерала армии М.А.Гареева. По его авторитетному свидетельству, атомная бомба мощностью 20 килотонн была сброшена с самолета и взорвана на высоте 350 метров. Войска до начала взрыва располагались в укрытиях не ближе 5–7 километров, а руководящий состав Министерства обороны СССР, министры обороны ряда союзных стран, командующие войсками округов располагались для наблюдения открыто, имея лишь защитные очки, в 11 километрах от эпицентра взрыва. Передовые части наступающих войск выдвинулись к району взрыва через 2,5 часа. Атакующие подразделения в средствах зашиты прошли в 500–600 метрах от эпицентра, получив дозу облучения 0,02–0,03 рентгена, а в танках — меньше в несколько раз. «Но впоследствии выявились более тяжелые последствия радиационного облучения и радиоактивного заражения местности, — пишет Гареев, — от чего пострадало местное население».

Гареев отрицает нелепые выдумки о числе погибших и пострадавших. Например, И.Бунич в книге «Операция „Гроза“» приводит такие «сведения»: «Из 40 тыс. военнослужащих, брошенных на полигон, 30 тыс. быстро умерло от ожогов и радиации. 10 тыс. стали инвалидами». В.В.Карпов, который в годы войны добывал сведения от «языков», но отнюдь не из желтой прессы, писал: «Тридцатилетние, недавно могучие мужчины превращались в дряхлые развалины. Наверное, уже все участники этих учений вымерли… Это, наверное, самый черный день в жизни и службе маршала Жукова, как руководителя учения…»

Точка зрения Гареева: «Да, это учение имело более тяжелые последствия, чем вначале предполагалось. К сожалению, были и тяжело пострадавшие и умершие, и эту горькую правду надо обязательно говорить, в том числе и о Жукове, но не придумывать того, чего не было. Но в данном случае и правительство, и Министерство обороны полагались на ученых-физиков, которые должны были лучше предвидеть последствия испытания атомного оружия».

На всякий случай еще раз напомним: все высокопоставленные лица во главе с Жуковым находились без средств защиты в 11 километрах от эпицентра взрыва.

Нескладно выстраивались отношения (правильнее сказать, совсем не выстраивались) Георгия Константиновича с Военно-Морским Флотом, с его всенародно признанным командующим — адмиралом Н.Г.Кузнецовым. Наверное, не суждено природному крестьянину понять психологию моряка. Жалко. Тем более только Николай Герасимович вместе со своим командующим Черноморским флотом Ф.С.Октябрьским был одним из немногих, оказавшихся в июне 41 — го года в полной готовности дать отпор вероломному агрессору. С именем Кузнецова связаны героическая оборона Одессы, Севастополя, бессмертные подвиги морских десантов, «черных бушлатов»…

После назначения Жукова в феврале 1955 года на пост министра обороны, Кузнецов ощутил свое положение безысходным. Он вспоминал:

«Я перенес инфаркт.