Еще один штрих к деятельности Жукова на посту министра обороны: он ввел обязательную физическую подготовку для всех категорий генералов и офицеров, сделав ее служебной обязанностью.

Интересные воспоминания о Жукове оставил бывший министр иностранных дел СССР А.А.Громыко.

«С маршалом Жуковым мне довелось встречаться много раз, особенно после моего назначения министром иностранных дел (в феврале 1957 года. — В.Д.)… В память врезались две встречи. Одна из них — во время совместной поездки в апреле 1957 года в Бухарест для подписания советско-румынского соглашения о правовом статусе советских войск, временно находившихся на территории Румынии. Другая — в конце мая 1957 года во время поездки с аналогичной целью в Венгрию.

Когда мы летели в самолете, то садились рядом, быстро находили общие темы для разговора. Вот и тогда по пути в Румынию состоялась интересная беседа. Жуков говорил о минувшей войне.

…Мне запомнились энергичные высказывания маршала по поводу того, какую важную роль сыграли суровые меры по укреплению дисциплины в войсках, особенно на заключительном этапе войны. Требовалось не допустить расслабления и беспечности. Принятые меры положительно сказались на боеспособности нашей армии. Эти высказывания Жукова, видимо, диктовались тем, что, как известно, он лично имел отношение к весьма строгим акциям, направленным на поддержание высокого уровня дисциплины советского воина.

С нескрываемой радостью говорил Жуков об успешных испытаниях нового ракетного оружия, уже поступившего на вооружение советской армии… Когда мы находились в Бухаресте, то после всех официальных встреч вечером как бы продолжили беседу, начатую в самолете. Хорошее настроение не покидало маршала. Я замечал, что он всегда чувствовал себя менее скованно, если находился не в обществе Хрущева. Полководца Жукова знали все…»

На вопрос Громыко, часто ли его на фронте беспокоила проблема личной безопасности, особенно когда происходили горячие сражения, Жуков ответил: «Прежде всего должен отметить, что нет человека, который не опасался бы пули, особенно когда происходит сражение. Но ведь командир, особенно это относится к высшему командному составу, так поглощен ходом боя, что вопроса о личной безопасности для него, как правило, не существует». В этих словах, по мнению Андрея Андреевича, не было ни позы, ни рисовки. Жуков говорил откровенно, чистосердечно, искренне.

Громыко подчеркивал, что, беседуя с ним, Жуков никогда не делал критических заявлений в адрес Сталина и говорил только о том, что признает огромные заслуги Сталина как Верховного главнокомандующего. Вину за неподготовленность армии к отражению немецкой агрессии он возлагал не на военных, а в первую очередь на политическое руководство, и считал, что решения на высшем уровне отрицательно сказывались на военной стороне дела. «С горечью прославленного воина, — отмечал Громыко, — говорил о том огромном вреде, который накануне войны нанесла стране расправа Сталина с высшим эшелоном военных командиров».

Важен и еще один отрывок из воспоминаний Громыко: «Иногда люди, знакомые с Жуковым, особенно журналисты. отмечая его заслуги перед страной, не упускали возможности подчеркнуть его резкость и жестокость как военного лидера. Притом давали описание его поведения во время бесед с ними. Преподносилось все так, будто он просто отличался несдержанностью.