Главное, что косвенные улики напрашивались сами собой. Как и отягчающие обстоятельства.

Шесть месяцев назад маленькой проститутке было всего пятнадцать. Нежный возраст жертвы позволял применить к фигуранту ту часть уголовной статьи, в которой идет речь об изнасиловании малолетней. Срок подачи заявы по подобным делам – год. Значит, время еще есть. В случае чего Мандавошка всегда может сказать следаку: мол, меня запугали физической расправой, потому раньше не заявляла. Изнасилование относится к делам частного обвинения, и будет правильней, если под заявлением Лиды подпишется и ее дедушка – уважаемый человек, заслуженный ветеран конвойных войск МВД.

Рано или поздно Сазонова «закроют»: сколько веревочке ни виться, а для уголовников она всегда свивается в петлю. Беглеца могут арестовать во Франции – с последующей экстрадицией на родину. Беглеца могут арестовать и в России, куда он вполне может вернуться добровольно. Ведь в этом городе осталась его старенькая мать… На следствии к многочисленным статьям обвинения прибавится еще одна, очень, кстати, позорная. С суммарным грузняком профессиональный аферист и отгребет путевку сроком в несколько пятилеточек на хороший северный дальняк. И тогда – прощай, авторитет, и здравствуй, «петушатник»…

Чем больше размышлял бывший оперативник над своим планом, тем более многогранным его находил. Во-первых, Сазонова можно было запросто спровоцировать на возвращение домой. Во-вторых, обвинение по позорной статье сулило для Голенкова не только моральное удовлетворение, но и коммерческую составляющую. Частный дом, в котором жила мать Жулика, тянул не меньше чем на десять тысяч долларов. Да и у профессионального афериста наверняка были припрятаны какие-то сбережения! Например – из ограбленного «Сайгона»… Так почему бы ему не поделиться с человеком, которого он незаслуженно отправил на зону?

– Лида, тебе бабки нужны? – вкрадчиво спросил Голенков.

– Спрашиваешь…

– Слушай. Давай встретимся сегодня вечером, – заговорщицки предложил Эдуард Иванович. – Есть возможность заработать.

– Триста рэ, – отрубила малолетка, интимно облизав губы острым розовым язычком. – А зачем вечером? Можно прямо сейчас. Только я в кредит не работаю. Бабло с собой?

– Да я не о том… – поморщился бывший сыскарь. – Я тебе другое предлагаю. Надо написать две-три странички текста. И кое-куда сходить. За все про все – пятьсот долларов. Устроит?

– Полштуки гринов? – уточнила барышня, явно не веря. Усвоив информацию, она тут же посыпала вопросами: – А куда я должна сходить и что написать? А ты меня не кинешь?

– Пятьсот долларов ты получишь, если ты под мою диктовку напишешь одно заявление в горотдел и выполнишь все, что я тебе скажу, – доверительно подхватил Эдик и тут же поманил собеседницу дальше: – И еще столько же получишь через несколько месяцев. Только если поведешь себя правильно… Ты абсолютно ничем не рискуешь. Отвечаю. Короче, созвонимся. Только сразу: никому никогда ничего не рассказывай. Даже моей Таньке. Договорились?

Ночной портье отеля «Бельвю» только что проснулся. Постояльцы еще спали, а это означало, что у портье было время, чтобы выпить кофе на свежем воздухе.

Пластиковые столики под матерчатыми тентами белели в десяти метрах от гостиничного входа. Бармен уже возвышался за стойкой. Степенно кивнув портье, он поставил перед ним дымящуюся чашку и по-приятельски подсел рядом. Мужчины обменялись несколькими ни к чему не обязывающими фразами о погоде, туристах и ценах на вино: серьезные темы здесь не приняты, разговор должен быть легким и непринужденным.

Закурив «Галуаз», бармен со смехом поведал, как русский мсье с бородавкой на подбородке опять обожрался вчера своим варварским коктейлем и как другой мсье, тоже вроде бы русский, тянул его на себе в гостиницу.