– Если бы Антон был единственной жертвой Михаила, то последний еще имел бы в суде надежду на снисхождение. Но на счету Михаила имеются еще две жертвы.

– Тоже малопочтенные персоны.

– Ну не скажи. Рыжиков, например, пошел на преступление первый раз в жизни. Да и то его Бородинский соблазнил, посулив за труды вожделенную шпагу.

– Да ведь шпага-то фальшивая!

– Именно по этой причине ей уже никогда было не вернуться в коллекцию Бородинского.

– Но зачем же Рыжему была нужна эта шпага, если она фальшивая?

– Ну, это тайна, которая известна лишь нам с тобой и самому господину Бородинскому. Рыжикова никто об этом не уведомил.

– Бородинский обманул его!

– И не в первый раз. Или ты думаешь, что человек, который отважился обмануть самого Фому Питерского, постесняется солгать какому-то там Рыжикову? Бородинский счел, что совершил очень удачную сделку. И избавился и от подозрительной вещи, и заработал вечную признательность бедного Рыжикова.

– И Бородинский не побоялся, что правда когда-нибудь выйдет наружу?

– Когда-нибудь – это когда? Шпага должна была навечно остаться в коллекции Рыжикова. И никто, никогда и ни при каких обстоятельствах не должен был ее увидеть. Таково непременное условие, по которому шпага переходила от Бородинского к Рыжикову фактически безвозмездно.

– И кому нужна вещь в коллекции, которой невозможно похвастаться?

– Ты будешь удивлена, но очень многим, – усмехнулся Милорадов. – Иначе куда исчезают украденные из музеев прославленные произведения искусства? Они оседают в частных коллекция и хранилищах, и любоваться ими, лицезреть их, наслаждаться ими может лишь сам владелец. В этом есть какое-то своеобразное удовольствие: владеть вещью и знать, что об этом во всем мире известно разве что одному-двум людям. Да и те будут вечно хранить молчание, ибо в противном случае пострадают первыми.

– Мне такого не понять.

– Мне тоже. Наверное, потому, что мы с тобой начисто лишены страсти коллекционирования.

– И очень хорошо, – с жаром произнесла Саша, искренне жалея в душе Бородинского, вынужденного из-за своей страсти отбывать огромный тюремный срок.

Ведь только в тюрьме Бородинский мог спрятаться от мести Фомы Питерского. И значит, при всей ловкости Бородинского сидеть ему в тюрьме, покуда жив его враг.

Каково же было ее удивление, когда спустя всего пару дней, открыв новостную ленту, она обнаружила в ней информацию о том, что господин Бородинский лично присутствовал на закрытии своей выставки и даже выступил там с небольшой речью.

– Нашими доблестными сотрудниками полиции была найдена и возвращена часть украденных у меня предметов искусства. Конечно, вызывает огромное сожаление, что судьба некоторых предметов моей коллекции все еще неизвестна и они продолжают находиться в чужих руках. В их числе я назову такие раритеты, как кортик Петра Первого, шпага прославленного адмирала Ушакова и сабля, принадлежащая самому Кутузову. Все они пока что не были мне возвращены. Но я уверен, что в самое ближайшее время наша полиция сумеет найти и возвратить их на законное место. Мы все должны поспособствовать этому, ведь эти вещи являются достоянием не только меня одного, но всей нашей страны, великой матушки-России!

Саша даже прослезилась от умиления, слушая речь этого жулика. И ведь надо же уметь так беззастенчиво и нагло врать!

Позвонила Милорадову и спросила, как ему это все нравится.

Следователю совершенно не нравилось.

– Такое не тонет! – прокомментировал он.

– Интересно, сколько он заплатил, чтобы эти предметы не вернулись обратно к нему в коллекцию? Уверена, что не меньше, чем сам Фома Питерский когда-то дал денег на покупку этих шедевров.