— Нужно опросить людей. Ты уверена, что это был кабриолет? — мама бегала по комнате, заламывая руки с яркой, одной ей присущей экспрессией, за которую ее так любили зрители. Она уже видела себя на обложках журналов, явственно представляя следующие за этим интервью и фотосессии. Возможно, прямо сейчас она сожалеет, что я чуть не попала под машину «до», а не «после» ее операции.

— Мама, как же я могу спутать с чем-то машину без крыши?

— Ты что, упала, да? — обеспокоенно спросил Сережа, подобравшись ко мне совсем близко. — Ты цела, уверена, что ничего не сломала? У тебя ведь есть страховка для путешествий?

— Я понятия не имею, есть ли у меня страховка для путешествий, и — да, я уверена, что ничего не сломала. Я просто упала. А эта…мадам… она уехала. Я не запомнила номер, я даже не запомнила, на какой улице это случилось.

— Господи, ну и время пришло. На улицу страшно выйти. Эти… стритрейсеры всюду! — мама еще возмущалась, размахивая руками, но было видно, что она уже успокаивается. Я извинилась и попросила отпустить меня в душ. Больше всего мне хотелось остаться одной. Меньше всего мне сейчас хотелось устраивать сцену с расставанием. А после всей лжи, что я нагородила, это тем более было бы вряд ли возможно. Что вполне устраивало меня, малодушную.

— У тебя не кружится голова? Не делай слишком горячую воду. Мало ли, вдруг сотрясение — оно не всегда сразу выявляется. Если почувствуешь, что тошнит или кружится голова…

— Да, да, да, — я схватила мобильник и, прошмыгнув в ванную, закрыла за собой дверь. Наконец-то, маленькая лгунья. Бросив мобильник на полочку, я включила воду, подставила руки под струи и закрыла глаза. Мне нужно было подумать, что делать дальше, но все, о чем я могла думать, это о том, как Андре смотрел на меня, как целовал, прижимая к себе, как вонзался в меня, словно пытаясь раз и навсегда что-то доказать мне, но что именно — неизвестно. Интересно, это и есть любовь?

Я вздрогнула. Он желает, чтобы я «порвала со своим парнем». Что он устроит завтра, когда поймет, что я этого не сделала? Что мне сказать Сереже? Собираюсь ли я и в самом деле с ним расстаться? Смогу ли продолжать вести себя как ни в чем не бывало? По крайней мере, на последний вопрос я могла ответить определенно: нет, не смогу. Ничто не будет прежним, но я понятия не имею, из чего состоит это «новое». Он хочет, чтобы я порвала свои отношения, но это будет означать гораздо большее, чем просто расставание с Сережей.

Я скоро уезжаю. Я возвращаюсь в Россию. Возвращаюсь в Россию??? Я не могу туда не вернуться. Я не могу остаться тут, во Франции. Меня никто не просит тут оставаться. Мысли Андре не шли дальше сегодняшнего, в крайнем случае, завтрашнего вечера. Я так мало знаю о нем. Гораздо меньше, чем надо, чтобы принять решение, даже если бы мы жили в одном городе. Что дальше? Что будет с моей работой, с моей налаженной жизнью, которой я так дорожу? А так ли я ею дорожу? Я живу в Бибирево, бегаю по утрам, перевожу тексты. Я не крашу губы, не ношу сережек, не люблю платьев, презираю журналистов, которыми меня пытали с самого детства.

Я ненавижу перемены. Но я хочу Андре.

— Ты там не уснула? Ты в порядке? — Сережа кричал из-за двери и дергал ручку.

— Да все нормально, — крикнула я злее, чем требовалось. Порванный бюстгальтер валялся на полу.