— Я сожалею, что так вышло, — ответила я. — Сожалею. Господи, какое смешное слово — сожалею. Ни о чем я не сожалею, Сережа.

— Вот, значит, как… — процедил он, а затем вдруг пересек библиотеку и, раньше, чем я успела сориентироваться, замахнулся и ударил меня кулаком по лицу. О, да, ставить стоило на Сережу. Острая боль заставила меня закричать, я потеряла равновесие и отлетела назад, опрокинув бокалы. Раздался звон стекла, Андре бросился на Сережу, выкрутил ему руку и повалил на пол, лицом вниз, прижав коленом к полу. Сережа пыхтел и силился освободиться, а я смотрела на холодное, полное презрения лицо Андре.

— Не смей ее трогать, — произнес он, медленно разделяя слова на слоги. — Ни-ког-да, слышишь?

— А-а-а, пусти, свинья французская! — закричал Сережа, но Андре держал его крепко, зафиксировав намертво вывернутую руку. Мне стало страшно, я испугалась, что Андре сломает ее.

— Оставь его! — воскликнула я, поднявшись на ноги. Андре меня не слышал, я бросилась к ним. Я пыталась разогнуть его пальцы, один за другим, но у меня ничего не выходило. О, я пожалела о том, что устроила. — Оставь его! Отпусти его, Андре, — я чуть не плакала. — Я не хочу этого.

— Он ударил тебя. Он ударил…, — Андре придавил Сережу так, что, казалось, сейчас раздавит. Сережа закричал, и я тоже.

— И что? Я изменила ему!

— Пусти, черт!

— Андре разжал тиски, и Сережа с трудом поднялся, шатаясь и переваливаясь с боку на бок. Потом мазнул по мне диким, ошалевшим взглядом, но ничего не сказал и, развернувшись, молча вышел из комнаты. Я попыталась двинуться за ним, но Андре удержал меня. Я и не заметила, как слезы потекли по моему лицу. Андре прижал меня к себе и принялся целовать, стирая слезы губами, но от этого я зарыдала еще сильнее.

— Он бы все равно уехал. Он бы завтра уехал, — прошептала я, обвиняя Андре во всем, что произошло.

— Я не могу ждать до завтра, — покачал головой Андре.

* * *

Что это было? Помутнение рассудка? Я не чувствовала себя человеком разумным с тех самых пор, как увидела Андре. Жизнь стала такой непредсказуемой, такой острой и пряной, как блюдо арабской кухни. Я ходила по лезвию ножа. Как можно было верить в то, что я останусь целой и невредимой? В библиотеке стало тихо после того, как Сережа ушел. Куда он пошел? Может быть, именно в этот самый момент он кричит, стоя посреди роскошного холла, опрокидывает произведения искусства, вырывается из рук подоспевших слуг или охранников? Я не заметила, есть ли в этом доме охрана. Наверняка, есть. Но что бы ни делал сейчас Сережа, ударная волна от его действий сюда явно не добралась, и мы сидели на полу в полнейшей тишине. Андре достал из кармана чистый носовой платок, притянул к себе бутылку коньяка бог знает какой выдержки, смочил платок и приложил к моей щеке. Я вздрогнула и издала тихий стон — от спирта защипало. Мне не было видно, но я чувствовала — Сережа разбил мне лицо в кровь. Прекрасный хук справа.

— Больно? — спросил Андре, смачивая рану коньяком. Он делал это нежно, его глаза были такими внимательными, лицо взволнованным, а движения точными и профессиональными. Мне очень захотелось зарыться в его объятия и позволить себе не думать больше ни о чем.