– Так я же шестеркой был, гражданин начальник! Они ж мне не докладывали, чего делали! Когда тот пацан, Султан этот из Баку, с дачи рванул и Старик кокнул его на железной дороге, главный тут же всю дачу разогнал. Меня сюда, а корреспондента куда они дели – откуда я знаю? Скорее всего его доктор увез, он все на нем опыты ставил.

– Какой доктор? Какие опыты?

– А доктор, из-за которого вся катавасия вышла. Доктор и Старик. Они натихую от шефов левую ходку сделали с опиумом – гроб с опиумом из Мары в Баку через Ташкент бортанули и там сгорели по дури – гроб на аэродроме раскололся. Закрыть это дело им двести тысяч стоило, бакинскую милицию отмазать. И все бы сошло, но там этот корреспондент затесался. Настырный, сука! Затравил Султана всех заложить в «Комсомольскую правду». Мы приехали на вокзал встречать этого Султана с бабками – он чемодан денег привез, а на перроне опять этот корреспондент. Ну, пришлось их сунуть в машину, а то они в редакцию уже собирались ехать. С ними еще девка была какая-то, но сбежала…

– А кто был при похищении? Только не темни, вас было четверо, у нас свидетели есть. Быстро: кто такой доктор? Фамилия?

– Фамилии не знаю, ей-Богу! Его или Борисом звали, или «доктором». И он с этим корреспондентом земляки, это они на даче сто раз говорили.

– Значит, вы с вокзала повезли их на дачу Сысоева, в Царицыно?

– Да.

– На санитарной машине?

– Да.

– Какие номера у машины?

– А у этого доктора номеров навалом! Он их из пластмассы тискает – точь-в-точь как железные, гаишные.

– А какие он опыты ставил?

– А какие хотите! Он вам газ даст понюхать – вы забалдеете, смеяться будете до упора. А укол сделает – все расскажите, чего знаете и не знаете, а через час очнетесь и не знаете, чего говорили. Или…

– А с Белкиным он что делал? – перебил я. Этому Акееву явно нравилось давать показания и быть в центре внимания. Для такого, как он, бывшего чемпиона и известного боксера, внимание публики – главное удовольствие в жизни. Но мне было некогда выслушивать этот треп, для этого будет иное время – время обстоятельного, со всеми деталями допроса, а сейчас нужно было как можно быстрей получить выход на Белкина, зацепку, намек или адрес или хотя бы подтверждение того, что он жив. И я повторил нетерпеливо: – Что он делал с Белкиным?

– А Белкину он память стирал, – сказал Акеев. – Белкину и этому Султану. Только Султан удрал.

– Как это – «стирал память»?

– А так! – сказал Акеев. – Уколами. Он шефу при мне клялся, что через двадцать дней этот корреспондент ничего помнить не будет – ни про гроб с опиумом, ни про эту дачу. А чего? Он его на иглу посадил – каждый день по три ампулы морфия всаживал, и еще какие-то уколы, не знаю.

Мы со Светловым переглянулись. Со дня похищения Белкина прошло пятнадцать дней. Возможности нашей отечественной медицины общеизвестны по закрытым и открытым процессам диссидентов. Уже не говоря о засекреченных исследованиях в военных психиатрических лабораториях. Я не специалист в этой области, но кое-что слышал от наших судебных медицинских экспертов. Сегодня в руках у медиков большой набор самых различных психо-угнетающих средств, и хотя они чаще всего применяют их по приказу органов госбезопасности, но почему бы кому-либо не применить эти же препараты и в личных целях? Если мы не найдем этого Белкина сегодня-завтра, мы рискуем найти его буквально с отшибленной памятью.