Эта эпиграмма была сообщена П. Вяземским в письме к П. Плетневу от 31 января 1831 г. «Вот эпиграмма, которая ходит по Москве. Не знаю, чья она, но чья бы ни была, она хороша…» Наиболее вероятным автором эпиграммы считают самого Вяземского (см. кн.: «Эпиграмма и сатира. Из истории литературной борьбы XIX-го века, составил В. Орлов», т. 1. М.-Л., Academia, 1931, с. 375, 394).]
«Мы искренно любим всех достойных русских литераторов и от души радуемся каждому новому произведению, обогащающему нашу родную словесность, которой якобы вовсе нет, да и быть не может, как уверяют некоторые завистливые иностранцы, не знающие вовсе России, да еще (бог им судья!) ренегаты, безбородые юноши, доморощенные Гегели, Шеллинги».
Как! кто говорит, что у нас нет литературы, тот ренегат? Кто находит в своем отечестве не одно хорошее, тот тоже ренегат?.. Стало быть, китайцы, персияне и другие восточные варвары, которые презирают всех иностранцев и не видят никого выше и образованнее себя, только одни они не ренегаты?.. Стало быть, Петр Великий был не прав, давши пощечину одному переводчику, который, переведши книгу о России, выпустил из нее все, что говорилось в ней дурного о русских?.. И притом, милостивый государь, какое вы имеете право называть кого-нибудь ренегатом? Я мог бы переслать эту посылку к вам назад; но я не хочу этого сделать, потому что человек, пользующийся гражданскими правами, не может быть ренегатом, хотя бы он и не нравился мне… Нет, милостивый государь, на святой Руси не было, нет и не будет ренегатов, то есть этаких выходцев, бродяг, пройдох, этих расстриг и патриотических предателей, которые бы, играя двойною присягою, попадали в двойную цель и, избавляя от негодяя свое отечество, пятнали бы своим братством какое-нибудь государство.
Теперь, кто ж бы это был мой остроумный противник? «Я тот, – восклицает он, – которого знает Русь и, кажется, любит, поелику моих литературных изделий расходилось по четыре тысячи экземпляров и более». Если бы мы верили возможности голоса с того света, то подумали бы, что это взывает и гласит к нам тень г. Матвея Комарова[15 - См. прим. 159 к «Литературным мечтаниям».], Московского жителя, переводчика «Маркиза Глаголя», «Жизни и деяний Картуша», автора «Никанора, несчастного дворянина», «Милорда английского», «Жизни Ваньки Каина» и других сочинений, которые разошлись по России больше, нежели в числе четырех тысяч экземпляров; или тень Курганова, знаменитый «Письмовник» которого имел на Руси гораздо больший успех, нежели сам «Иван Выжигин»; или тень блаженного Михаилы Федорыча Меморского, которого учебные книжицы и теперь еще дают хлебец некоторым спекуляторам…[16 - Белинский имеет в виду книгу М. Ф. Меморского «Новая российская грамматика в вопросах и ответах», неоднократно переиздававшуюся. О примитивном характере этой книги Белинский писал еще в 1834 г. в рецензии на «Грамматику языка русского» И. Калайдовича («Молва», 1834, №№ 47, 48; Белинский, АН СССР, т. I. В 1839 г. критик напечатал уничтожающую рецензию на вышедшее в 1838 г. в Москве четырнадцатое издание этой книги («Московский наблюдатель», 1839, ч. I, № 1).] Из живых писателей я ни одного не смею назвать автором этой статейки, потому что, в таком случае, названный мною писатель имел бы право поступить со мною, как с публичным клеветником и нарушителем законов приличия и вежливости. Настоящий автор очень благоразумно поступил, что скрыл свое имя.
В заключение желаю, чтобы урок, данный мною, неизвестным юношею, знаменитому литератору, которого сочинения расходятся по четыре тысячи экземпляров и который теперь скрывается за буквою Пси, не остался без пользы. Скажу ему еще за тайну, что не удаются остроты тому, кто не остер от природы и кто, сверх того, еще сердится. |