Изменить размер шрифта - +
I–III. СПб., А. Смирдин, 1839–1845) вызвал многочисленные иронические отклики из-за странного соседства вошедших в сборник имен: Пушкин и Булгарин, Крылов и Марков и т. п. Вскоре после выхода первого тома Герцен писал: «Что за скот выдумал печатать портреты в книге, издав. Смирдиным, и в главе Сенковский, после Пушкин. Я скажу про нашу литературу, как Югурта про Рим: «О продажный город. Жаль, что нет покупщика на тебя». – И кто будет покупать лица Тимофеева, Кукольника и пр.? Я думаю, все это делается для того, чтоб так нагадить и намерзить литературные занятия, чтоб порядочному человеку равно казалось красть платки и печатать книжки. …Дошло до того, что, наряду с Пушкиным, гравируют А. А. Орлова – да верить ли подобным нелепостям?» (Герцен, т. XXI, с. 393). Об истории этого издания см.: Н. П. Смирнов-Сокольский. Книжная лавка А. Ф. Смирдина. М., Изд-во Всесоюзной книжное палаты, 1957, с. 39–41.].

 

Для нас нисколько не было удивительно ни то, что г. Рафаил Зотов захотел быть фельетонистом «Северной пчелы», и то, что «Пчела» решилась г. Рафаила Зотова взять к себе в фельетонисты. Однако ж мы думали, что это дело, для пользы и чести обеих сторон, останется в секрете. Оно и было в секрете довольно долго. Над фельетонами г. Рафаила Зотова читатели сперва смеялись, потом зевали за ними, а наконец вовсе перестали их читать, – как вдруг, в 155 № «Северной пчелы» нынешнего года, великий незнакомец, подобно Вальтеру Скотту, снял с себя маску и, к удивлению публики, решился назваться собственным своим именем[131 - Первое прозаическое произведение В. Скотта роман «Уэверли» (1814) был выпущен анонимно, так как Скотт не хотел рисковать своим, уже прославленным в области поэзии, именем. Выходили анонимно и последующие романы. Только в 1829 г. Скотт раскрыл свое имя, которое, впрочем, давно уже ни для кого не было тайной.]. «Вы уже читали мой фельетон о немецкой певице Валькер», – говорит он, давая тем знать, что он – фельетонист «Северной пчелы» и что его фельетоны даже находят себе читателей. «Достается мне, как фельетонисту «Северной пчелы»«, – восклицает он далее, давая тем знать, что у него есть даже враги и что его фельетоны наделали ему врагов… Не довольствуясь этими небылицами, он начинает уверять, что «пишет по внутреннему убеждению и с чистою благонамеренностию». «Я (говорит он) ищу лучшего в области искусств, хочу содействовать к усовершенствованию отечественных дарований и самым скромным образом представляю к этому (?) мои мнения. Опытности моей – увы! – (именно увы!) в театральном деле, верно, у меня не отнимут и жесточайшие враги мои. Дав на сцену более девяноста пиес (в том числе более двадцати опер), я, кажется, могу знать и сцену и музыку». Каков тон! Не правда ли, что и приличный и скромный?

 

Этого бы довольно для знакомства с фельетонистом «Северной пчелы», но мы прибавим еще несколько «некоторых черт». В 209 № той же газеты г. Рафаил Зотов принялся рассуждать о новостях французской литературы. Вот неоспоримые доказательства: говоря о «Консюэло» Жоржа Занда, г. Р. З. Порпору везде называет Порпозою; граф Альберт Рудольштадт назван у него Фридрихом; Консюэло у нашего фельетониста является к графу Рудольштадту с рекомендательным письмом от графа Джустиниани, – тогда как у Жоржа Занда она является к нему с письмом от Порпоры; наконец, у фельетониста Порпора не позволяет Консюэле отвечать на письма Альберта, – тогда как у Жоржа Занда Порпора, не имевший никакого права что-либо запрещать Консюэле, крадет у нее, из корыстных расчетов, ее письмо к Альберту… Из этого видно, что г. Рафаил Зотов рассказал не содержание «Консюэлы», а пародию на содержание этого превосходного произведения.

Быстрый переход