Он опёрся руками о подоконник и стоял так; взгляд был злым и беспомощным, как сверло с тупым наконечником. О концертах ТЭЦ писали на новостных порталах: заменили котёл на более мощный, теперь сбрасывают давление, что-то в этом духе — он не вникал. Привыкайте, новосёлы! Родовые схватки микрорайона были в самом разгаре: полгода назад они вытолкнули пятый по счёту дом, из окна которого сейчас смотрел Артём, и принялись за шестой.

Ремонт в своей однушке (двушку оставил Нелли и Маугли) сделал за два месяца; месяц жил на съёмной хате, пока шли черновые работы. Микрорайон ютился на загривке города, дальше — только «железка», руины промзоны да лес.

ТЭЦ голосила. Рёв авиационных двигателей — вот на что это было похоже, только гадские самолёты не улетали, висели над станцией. Прервался, громыхнул с новой силой.

А Маугли шум нравился. Маугли залезал на подоконник и гудел, передразнивая. Сын он увидит послезавтра, в субботу, если только Маугли не засопливит или что-нибудь в духе детсадовских болячек. Артём попытался разобраться в том, что чувствует, думая о предстоящем дне с сыном. Любовь и нежность были какими-то сонными, придавленными житейским хламом.

Небо темнело, загорались фонари. Москитная сетка лоснилась от пыли — проклятие строек. Копируя повадки Маугли, он залез на подоконник с ногами и положил руки на колени. Детям всё интересно: и круглые плафоны, наполненные жёлтым светом, и лампочки в решётчатых клетушках на строительных лесах… Взгляд Артёма остановился на двух рабочих.

Строители сидели на досках третьего яруса, светильник висел на диагональной стяжке — выше и левее. К рамам конструкции вертикально крепились лестницы. Артём вспомнил старую компьютерную игру, в которой человечек бегал по уровням и собирал кирпичики золота. Человечек умел выкапывать ямы, в которых застревали противники. Рабочие на строительных лесах не двигались, будто угодили в одну из таких ям, точнее, в две. Неподвижно сидели на корточках. Артём прищурился — они что, сидят лицом к фасаду? Он не мог разглядеть лиц, хотя бы светлых пятен, которыми кажутся лица на таком расстоянии.

И что они всё-таки там строят? Строительные леса опоясывали не типовую жилую десятиэтажку, а четырёхэтажное здание без окон с внешней стороны. Окна смотрели только во внутренний дворик. На них были решётки. Возвращаясь с работы и проходя мимо высокого забора с навесом из кровельной стали, он часто задавался вопросом о назначении слепого здания. Хотел спросить у отца, но постоянно забывал.

Рабочие не шевелились. Коконы из роб, красные с чёрным. Словно огромные нахохлившиеся снегири. Снегири… хм, а что, забавно. Вот только ничего забавного в двух шарообразных фигурах не было. Когда кто-то, по твоему разумению, должен двигаться, но не двигается… Жутковато было.

Он по-прежнему не мог различить ни голов, ни рук, ни ног. Спят, надвинув на лицо каску? Курят? А почему лицом к утеплителю?

ТЭЦ смолкла, протяжный звук оборвался, словно дыхание мертвеца, — и тогда «снегири» покатились. Зрелище было настолько сюрреалистичным, что он даже не пытался его осмыслить. Открыв рот, смотрел, как большие красно-чёрные шары катятся по доскам, перепрыгивают через металлические перекладины, исчезают за углом здания. Смотрел, словно окно было экраном, внутри которого жила по своим законам реальность компьютерной игры или фантастического фильма.

Артём взял книгу и прошёл в кухню, придвинул стул к кухонной столешнице (стол ещё не выбрал), сел и принялся читать, в напряжённой позе, медленно, перечитывая некоторые места, потому что не улавливал смысл.