Остерегся я узнавать об их делах.
Я был уверен, что аладжи решили напасть на нас, притаившись в этой нише. Они догадывались, что мы поедем по той дороге. Одинокий всадник был дозорным; он должен был сообщить о нашем прибытии. Я осведомился:
– А нельзя ли поехать в Ругову по другой дороге?
– Нет, господин, другой дороги нет.
– А нельзя ли объехать место засады?
– И место это миновать нельзя.
– А нельзя ли повернуть направо к реке?
– К сожалению, нет. По правую сторону от дороги сперва тянутся поля, потом луг, а дальше к реке – трясина. Там, где кончается топь, вздымаются крутые, высокие скалы. Дорога, пожалуй, больше часа идет среди скал – почти до самой Руговы. На скалы эти не взобраться; правда, кое-где встречаются ущелья, но если свернешь туда, вскоре придется поворачивать назад, потому что дороги дальше не будет.
– А что там с другой стороны дороги?
– Там тоже трясина. Даже и не выдумывай, что сумеешь там проехать! Ты погибнешь. Дальше снова начинаются скалы.
– Что ж, придется ехать мимо них.
– Может, быстро и проскочите, только пуль и камней по вашу душу хватит.
После этой рекогносцировки местности я передал ему и его брату лошадей. Я придержал лишь каурую лошадь и еще одну, лучшую из оставшихся лошадей – их я вез для Стойко. Халеф дал братьям подарки из своих запасов, очень обрадовав их. Потом мы попрощались.
Деревню мы миновали галопом, но на околице остановились. Я сообщил своим спутникам все, что узнал от каменотеса, потом поменялся с Халефом лошадьми и попросил еще несколько минут подождать и только потом медленно ехать мне вслед. Я же поскакал столь стремительно, что поравнялся с дозорными, – их оказалось двое, – еще до того, как они заметили всадников, следовавших за мной. Дозорные лежали в траве на опушке леса. Их лошади паслись рядом.
Они увидели мое появление и, вероятно, обменялись какими-то репликами в мой адрес. Одеты они были как нищие, но глаза их лучились хитростью и отвагой.
Я поприветствовал их, спрыгнул с коня и медленно к ним направился. Они привстали и смерили меня цепкими взглядами. Их очень рассердило, что я не остался в седле. По ним это было видно.
– Что тебе здесь нужно? Почему ты не едешь дальше? – прикрикнул на меня один из дозорных.
– Потому что хотел разузнать у вас дорогу, – гласил мой ответ.
– Мог бы и остаться в седле. Нет у нас времени с тобой возиться.
– Разве вы какой-то работой занимаетесь? Не вижу что-то.
– Это тебя не касается! Спрашивай, и мы ответим, а потом катись отсюда!
Ружья они бросили на земле. Ножи и пистолеты торчали у них за поясом; в любой момент они готовы были взяться за них. Мне надо было действовать так быстро, чтобы у них не осталось времени выхватить оружие. Стараясь не возбуждать их подозрений, я оставил ружье пристегнутым к седельной сумке. Поэтому надо было взять одно из их ружей, чтобы ударами приклада уложить их. С совершенно безобидной миной на лице я произнес:
– Похоже, вы в дурном настроении, и мне бы, конечно, лучше ехать отсюда прочь, но я ведь не знаю дороги, вот и приходится просить у вас совета.
– Чего же ты в деревне спрашивать не стал?
– Узнавал, да только не разобрался я в том, что сказали.
– Да ты, наверное, не понял говора этих людей. Судя по твоей речи, ты – человек нездешний. Откуда же ты взялся такой?
– Из Ибали.
– И куда путь держишь?
– В Ругову; туда, наверное, эта дорога приведет.
– Да, она туда ведет. Тебе нужно ехать по ней, и не заблудишься; дорога нигде не сворачивает. |