– Кредитная карточка – отца, квартира – отца, машина – тоже, и за учёбу платит папочка… Свой у тебя только бананчик – да и тот не самый лучший… Что такое, Эвинья? Ты станешь спорить? Ты забыла, что такое настоящее мужское копьё?! Не-е-ет, пора возвращаться в Баию, пока ты не превратилась тут в сушёную грингу!
– Синьорита, что вы себе… Как вы смеете! – оторопел Даниэл.
– С-с-смею, радость моя! – Улыбка пропала с лица Ошун. Негритянка по-мужски выдвинула вперёд нижнюю челюсть, подобралась, словно для драки. «Вот что значит три года жить с Шанго!» – подумала Эва. Но даже в гневе Ошун была прекрасна, и Эва поймала себя на мысли, что любуется ею – вместе с толпой, собравшейся рядом. А подруга как будто не замечала сгрудившихся вокруг людей. Её тонкий палец с накрашенным ногтем угрожающе рассекал воздух перед самым носом Даниэла:
– Ты, дешёвка! Папин сынок! Выплюнутая жвачка! Гроша не заработал сам, ничего путного не сделал и даже не нарисовал! Ты знать не знаешь, что такое на свете жить по-настоящему! Я ни черта не понимаю в этом вашем искусстве, – но в тот дом, где стоит «чудо» нашей Эвы, приходит счастье! Приходит – и остаётся, слышишь, ты, кусок дерьма?! А ты кого обрадовал в своей жизни? Кому принёс радость? Эти твои инса… исту… истула… Дьявол, Эвинья, как надо сказать?!.
– Ин-стал-ля-ции… Замолчи, ради бога, на нас смотрят!
– Да-да-да!!! Ты на днях присылала фото, и я чуть с ума не сошла! Смотрела сверху, снизу, крутила во все стороны! Поняла, что я круглая дура, пошла к Шанго! Он послал меня к чёрту! Тогда я поехала к Оба! Она тоже сказала, что ничего не понимает! Мы поймали с ней такси и подались к нашему Марэ: уж он-то должен знать! Ну и что? Только выбросили на ветер пять реалов! Марэ посмотрел на эти кривульки, засмеялся и сказал, что это… ну, как же… Тьфу, будь проклята моя безграмотность, надо было школу оканчивать!.. В общем, это всё гроша не стоит и просто… просто… ерунда из проволочек с какашкой сверху! Взрыв в пляжном туалете на Барра, вот что!
Толпа грохнула хохотом. Даниэл онемел. А Эвинья почувствовала, что не может сдержать смеха: ведь последняя инсталляция Даниэла под пафосным названием «Человек в мире машин» в самом деле напоминала проволочную пирамидку. С неудобоваримым предметом наверху.
– Всё, Эвинья, хватит тратить время! Идём отсюда! – Крепкие пальцы подруги ухватили Эву за руку выше локтя и решительно повлекли сквозь смеющуюся толпу. Даниэл что-то кричал им вслед, но ни Эва, ни Ошун не обернулись.
– Зачем тебе понадобился этот слизняк? – требовательно вопросила Ошун, когда подруги выбрались из толпы и, пройдя несколько переулков, оказались перед фонтаном. – Я ведь не хотела вмешиваться в твои дела! Шла за вами от самого университета и ждала, когда твой дружок перестанет над тобой издеваться! Или когда ты сама дашь ему по морде и пошлёшь куда подальше! И что?! Всё равно пришлось влезть и разобраться самой! Почему ты позволяешь так обращаться с собой, девочка моя?
Эва только вздохнула, понимая, что Ошун права. Но год назад, когда её приняли в знаменитый университет Сан-Паулу, назначив стипендию штата, когда её работами заинтересовались специалисты, когда Даниэл, красавец-старшекурсник, подошёл к ней в студенческой столовой и сделал несколько комплиментов её рисункам, а потом пригласил в кафе под завистливыми вглядами других девушек… Никогда прежде на Эву не наваливалось столько счастья! Никогда жизнь не казалась такой радужной, лёгкой и безоблачной! К тому же, впервые за все её восемнадцать лет, рядом не было матери и некому было отравлять Эве каждый миг жизни. Она влюбилась в Даниэла сразу же, в тот же вечер. |