– Да, пожалуй, ты прав.
Джен на несколько секунд перестала плакать и сказала:
– Эмери, не будь таким злым.
– А как насчет тебя – ведь это ты заставила девочек заявить, что я к ним приставал?
– Но это же правда!
– Он пытался выстрелить в меня, – проговорил Брук. – Я его видел. Мне казалось, что ружье стоит на предохранителе. Я надеялся добраться до него, пока он сообразит, как это делается.
– У этого ружья нет предохранителя, нужно просто взвести курок и, пожалуйста, – стреляй! Очевидно, он хотел перезарядить – механически продолжал объяснять Эмери, – а для этого необходимо передернуть затвор – в моем ружье следующий патрон не подается автоматически. Выскакивает стреляная гильза и все. Боюсь, он скоро разберется, что к чему.
– А что будет с Эйлин? – жалобно проговорила Джен. – Разве ты не собираешься ее искать?
– Элайна, ты показала в сторону озера, когда я спросил, куда побежала твоя сестра. Ты в этом уверена?
Элайна заколебалась.
– Могу я выглянуть в окно?
– Конечно. Давай.
Она подошла к окну, встала на цыпочки и осторожно посмотрела наружу.
– Я никогда не говорила, что ты нас трогал, – едва слышно прошептала Элайна; при этом она не сводила глаз с падающего снега.
– Спасибо, Элайна, – быстро и почти так же тихо ответил Эмери. – Ты хорошая девочка, и я горжусь тобой. Очень горжусь. Но ты меня внимательно слушаешь?
– Да, папа.
– То, что ты скажешь маме, – он посмотрел на Джен, но она снимала пальто и за что-то отчитывала Брука, – не имеет значения. Если тебе нужно соврать, чтобы она тебя не наказала, продолжай в том же духе. Кивай и говори «да». То, как ты станешь себя вести с адвокатами, важно, но не очень. Они сами все время врут, поэтому и не могут жаловаться, если другие станут делать то же самое. Но когда ты попадешь в суд и принесешь клятву, ты должна сказать правду. Правду и ничего больше. Ты меня понимаешь?
Элайна повернула к нему лицо и серьезно кивнула.
– Не для меня, потому что моя жизнь уже почти закончена. Не для Бога, мы не в состоянии по-настоящему оскорбить его. А из-за того, что твоя жизнь будет отравлена на многие годы, может быть, навсегда. Когда Господь говорит, что мы не должны лгать и воровать, он делает это вовсе не потому, что подобные вещи ему вредят. Ты и я можем обидеть Бога не больше, чем пара муравьев вон ту гору. Он делает это по той же причине, по которой мама и я просим тебя не играть с огнем: мы знаем, что огонь – опасная штука, и ты можешь испытать страшную боль, а мы этого не хотим. А теперь скажи, в какую сторону побежала Эйлин?
– Туда, – снова показала Элайна – Перед капотом стояла леди, которая туда заглядывала, она и попыталась схватить Эйлин, но той удалось вырваться
– Ты сказала... а, ладно, не имеет значения. – Эмери отошел от окна. – Мне нужно идти за ней.
– Я пойду с тобой, – заявил Брук
– Нет, не пойдешь. Тебе следует заняться рукой Элайны. – Эмери надел куртку. Перчатки лежали в кармане, а теплая шапка висела на крючке у входа. – Здесь полно еды. Приготовь что-нибудь для троих – может быть, Элайна и ее мать тебе помогут. Сделай кофе. Когда я вернусь, он мне совсем не помешает.
Ручей и холм совершенно скрыла белая пелена снега.
«Было бы разумно развернуть машину, прежде чем ставить ее перед домом, – подумал Эмери. – Но Джен, как и следовало ожидать, этого делать не стала». |