– Только что сняли генератор или аккумулятор.
Она ничего не ответила, и он снова зашагал в сторону дома, подняв повыше воротник, чтобы хоть немного прикрыть уши. Ветер дул слева; а справа он чувствовал тепло сочащейся крови, постепенно пропитывающей одежду. Слабое кровотечение, так ему казалось, – значит, он получил легкое ранение и обязательно выживет. Это была мягкая охотничья пуля, но она пролетела совсем небольшое расстояние, поэтому не успела заметно расшириться – скорее всего, она лишь немногим превышала тридцатый калибр, когда вошла ему в бок.
Следовательно, жизнь будет продолжаться, по крайней мере, еще некоторое время. Возможно, у него возникнет искушение отдать свое тело озеру – пройти по тонкому льду, пока он не подломится под ним, и его жизнь, начавшаяся в околоплодных водах, закончится в ледяной воде озера. Или лечь на снег, истечь кровью и замерзнуть. Однако он не может оставить здесь Эйлин, хотя она прекрасно и сама найдет дорогу до хижины – если будет просто идти по дороге вперед.
– Смотри, – сказала Эйлин, – вон видно дом.
Она отпустила его руку, чтобы показать, и Эмери понял, что так и не надел перчаток, которые остались лежать в карманах.
– Он закрыт на зиму, милая. У тебя есть перчатки?
– Я не знаю.
Он заставил себя быть терпеливым.
– Послушай, если у тебя есть перчатки или рукавички, надень их. – Эйлин, напомнил себе Эмери, была лучшей ученицей класса, ее сочинениями мог бы похвастаться студент колледжа, да и математикой она овладела с удивительной легкостью.
– Наверное, эти леди взяли и не вернули их мне.
– Тогда надень мои. – Он протянул Эйлин свои перчатки.
– У тебя руки замерзнут.
– Одну я могу положить в карман, видишь? А другой буду держать твою руку, так что одна перчатка согреет нас обоих.
Может, им удастся забраться в темную хижину соседей, неважно, закрыта она или нет.
– Я попробую взломать замок, – сказал он. – Там должны быть дрова и спички, может быть, даже есть телефон.
Однако двери были массивными, а замок надежным; окна закрывали ставни, как и в его хижине.
– Здесь часто залезают в дома, – сказал Эмери, – с тех пор, как заасфальтировали дорогу. Люди приезжают к озеру и видят эти домики
– Еще далеко?
– Не очень. Может быть, миля. – Он вспомнил свои предположения. – Ты далеко убежала, милая?
– Нет, кажется, не очень.
– Я так и думал.
Эмери снова обратил внимание на дорогу. Стало еще темнее, приближалась ночь, снег почти засыпал оставленную линкольном колею, и ее было практически невозможно различить. Приподняв рукав, Эмери взглянул на часы, было почти шесть.
– Мне они не понравились, – сказала Эйлин, – эти леди.
– Меня бы удивило, если бы было иначе.
– Они забрали мою одежду. Я сказала, что сниму сама, но они не обращали на мои слова никакого внимания, а сами не понимали, как это сделать. Просто тянули и тянули, пока не сорвали.
– Прямо здесь? В снегу? – Эмери был потрясен.
– В зиккурате, но там тоже было холодно.
Он заметил сугроб, который с таким трудом преодолел линкольн, и повел к нему Эйлин
– Что ты сказала? Зиккурат?
– Угу. Еще далеко?
– Нет, – ответил он.
– Я могу посидеть здесь, а ты вернешься за мной на джипе.
– Нет, – повторил Эмери. – Пошли. Если идти быстрее, то можно согреться.
– Я правда устала. |