– Ты любила его?

– Смеешься? За что любить-то, подумай хорошенько. За кучу баксов? Старый козел только и умел, что делать бабки да убивать… – Она закусывает губку, потом неестественно смеется. – Надеюсь, об этом ты не напишешь?

– За кого ты меня принимаешь? После того, что между нами было…

– Ну это сегодня ничего не значит.

– Для меня – значит.

В моем взгляде и голосе суровая, почти торжественная нежность. Вдова, приподняв выщипанные бровки, смотрит на меня серьезно и задумчиво. Я ее озадачил. Она-то считала меня циником, пройдохой, а я вот какой – наивный и даже глупый. В ее хитреньких мозгах происходит процесс переоценки. Я не мешаю, пускай. Быть в Инночкиных глазах лохом – это мне на руку. Но вряд ли она сразу поверила в то, что я идиот, нужно еще доказывать.

– Только честно, ты своему не изменяла?

– Да ты что! Я еще не спятила. Радости на копейку, а проблем – ого! На миллион! Да если б он даже не разнюхал, а только подумал, что я ему рожки наставляю, в асфальт бы закатал.

– Такой ревнивый?

– Ужас. Грубый, неотесанный хам. Мурло.

– А сам, небось, девчонок-то пощипывал?

– И еще как! Его, старого кобеля, на свежатинку так и тянуло.

– Представляю, как ты с ним натерпелась.

– Ничего не дается просто так, – выдает она сентенцию. – Чем-то нужно поступаться.

После чего манит меня пальчиком под одеяло…

Растрепанная головенка Инночки, в которой крутятся вполне рациональные мыслишки, д