– Это может помочь самим ребятам через несколько лет найти работу… – Буффало был портовый город, и в другое время можно было найти тысячи возможностей устроиться на торговое судно, из тех, что ходили по Великим озерам и каналу Эри, или на прогулочное.

– При условии, что Президент сможет снова привести в движение экономику.

– Ну так иди работать к Рузвельту, – пожал плечами Чак.

– А почему бы и нет? Папа же работал у Вудро Вильсона.

– Ну а я буду ходить под парусами.

Вуди взглянул на часы.

– Мы едва успеем переодеться на бал! – Они собирались на обед с танцами в теннисный клуб. От предвкушения сердце у него забилось чаще. – Я хочу к созданиям с нежной кожей, высокими голосами и розовыми платьями…

– Ха! – насмешливо сказал Чак. – Джоан Рузрок в жизни не носила ничего розового.

Вуди растерялся. Он думал о Джоан целыми днями и чуть ли не целыми ночами вот уже две недели, но откуда об этом узнал брат?

– С чего ты взял…

– Да ладно тебе, – презрительно сказал Чак. – Когда она приехала на пляж в той теннисной юбке, ты чуть в обморок не грохнулся. Любому ясно было, что ты по ней сохнешь. К счастью, сама она, кажется, ничего не заметила.

– Почему это к счастью?

– Я тебя умоляю! Тебе пятнадцать, ей восемнадцать. Это же курам на смех! Ей нужен муж, а не мальчишка.

– Ах да, благодарю, я и забыл, ты же у нас знаток женщин!

Чак покраснел. У него никогда не было подружки.

– Не надо быть знатоком, чтобы увидеть то, что у тебя под самым носом, – буркнул он.

Они всегда так разговаривали. Не старались друг друга задеть, просто были абсолютно откровенны. Они были братьями, и соблюдать приличия было ни к чему.

Наконец они приехали домой, в особняк псевдоготического стиля, построенный их дедом, сенатором Кэмом Дьюаром, и бегом отправились мыться и переодеваться.

Вуди был уже одного роста с отцом и надел один из его старых вечерних костюмов, немножко поношенный, но это ничего. Младшие ребята придут в школьных костюмах или блейзерах, но те, кто учится в колледжах, будут в смокингах, и Вуди стремился выглядеть старше. Сегодня он пригласит ее на танец, подумал он, намазывая волосы бриллиантином. Ему будет позволено держать ее в объятиях. Его пальцы будут ощущать тепло ее кожи. Он будет смотреть ей в глаза, а она будет ему улыбаться. А ее грудь во время танца будет касаться его пиджака.

Он спустился в гостиную, – родители уже ждали. Папа потягивал коктейль, а мама курила сигарету. Папа был высокий и худой и в своем двубортном смокинге походил на вешалку для костюмов. Мама была очень красива, несмотря на то что один глаз у нее был все время закрыт – она такой родилась. Сегодня она выглядела великолепно: на ней было красное шелковое платье в пол с черной кружевной отделкой и черная бархатная вечерняя жакетка.

Последней в комнату вошла бабушка. В свои шестьдесят восемь лет она была стройна и элегантна и так же худа, как ее сын, но миниатюрна. Она осмотрела мамин наряд и сказала:

– Роза, дорогая, ты выглядишь чудесно.

К своей невестке она всегда была добра. Со всеми остальными она разговаривала довольно едко.

Гас, не дожидаясь просьбы, сделал ей коктейль. Вуди ждал, скрывая нетерпение, пока она не спеша пила. Бабушку торопить не следовало. Она была уверена, что ни одно светское событие не начнется до ее прибытия: она была гранд-дамой, вдовой одного сенатора и матерью другого и главой одного из самых старейших и самых уважаемых семейств города.

Вуди спросил себя, когда он «запал» на Джоану. Он был с ней знаком почти всю жизнь, но всегда относился к девчонкам как к не представляющим интереса зрительницам захватывающих приключений мальчишек – пока два-три года назад девочки вдруг не стали интересней даже автомобилей и моторных лодок.