И все.

Хомячки считали иначе. Рядом с фуражкой лежал тряпичный сверток. Что тут у нас? Разворачиваю. Так — три ордена Боевого Красного Знамени, столько же Красной Звезды, Знак Почета, точно, как же без него, два ордена Ленина и Золотая Звезда. Откуда мне знаком этот набор? Точно, они его с маршала Тимошенко, с парадного портрета, слизали. Решили, что их капитан никак не хуже маршала, и приготовили такой же комплект наград.

Позже появятся новые ордена, но в октябре 41го года я стал самым орденоносным капитаном НКВД. Минут пять хохотал без перерыва. Хомячки в дверях столпились, улыбаются.

— Спасибо, — говорю, — парни, порадовали. Несколько медалей надо добавить, так не бывает — одни ордена. Сделайте мне еще один парадный китель и на него цепляйте, буду в нем в Смольный ходить, пугать партийцев.

А туда меня не заманишь, там я сразу на заметку попаду, еще когда начну пропуск оформлять. Поэтому и хомячки счастливы, и мне с чужими наградами ходить не придется.

Чайку выпил, так бы и не вставал, а время идет, а мне еще столько надо людей навестить. И нелюдей тоже. Сначала в общежитие к инвалидам, потом в райком партии.

У калек все было хорошо. Для вида на рынке подаяния просили, уже давно никто не подавал, а на самом деле меняли продукты на злато-серебро. За мешок гороха изумрудное колье взяли, похвастались.

— Завязывайте, — говорю. — Напишут донос, возьмут все добро выгребут и вас расстреляют. А покойникам ничего не надо. Перебирайтесь в штаб к пограничникам, перетаскивайте туда ценности и копчености, а остальные продукты отдадим доктору в больницу. Там три солдата есть, помогут.

Здесь тоже все нормально. Идем дальше.

В райкоме меня за танк ругали. Зная вину, молчу.

— Скоро последний транспорт придет с продуктами — сразу рассчитаюсь, и за танк, и за постоянную помощь. Что там не знаю, просто поделим поровну — половина вам, половина — медикам. Все по-честному.

Тут они от меня отстали. Продукты в октябре в голодающем городе все вопросы закрывают.

— Вывоз за вами. Придет от меня посыльный, скажет, откуда забирать.

Договорились.

Потом в управление кадров фронта. Там не голодали, но коньяк давно не пили, поэтому за последний ящик я перевод нашей морской пехоте оформил. Тем более что я их не в городскую комендатуру, подальше от фронта устраивал, а на Ораниенбаумский плацдарм, в 48ю дивизию. Только командовал на плацдарме наш старый знакомый генерал-майор Астанин, с которым мы еще под Лугой рядом воевали, и у него ветераны боев за город имели шансы дожить до общего наступления.

Ну, а там уже как карта ляжет. Никто из нас не собирался жить вечно.

В военторге пуговиц флотских купил.

Последний пункт программы — девчонок из школы Лены и Маши навестить. Набил полный рюкзак продуктами, на квартире остались только консервы — крабы и сгущенка, несколько банок. Все остальное тоже закончилось. А в августе запасы казались неисчерпаемыми.

И тут меня постигло разочарование — курсы зенитчиков выехали на полигон, на стрельбы. Нет, ну надо же. Мысль оставить им продукты мне в голову даже не пришла — однозначно, сдадут начальству, разделят на всех. Смысла нет. Закинул мешок обратно на плечо, пуда полтора деликатесов, там даже икры пара банок есть. И десять плиток шоколада кондитерской фабрики имени Крупской. Возвращаться на квартиру не хотелось, оставлю в штабе, хотя и не хотел заходить.

Машина меня уже ждет на углу, можно просто сесть и уехать. Надоел мне этот рюкзак, забрасываю его в кузов, открываю дверку, там доктор заплаканная сидит, бинтами слезы вытирает.

— Эй, в чем дело? — спрашиваю.

Тут мне преподносят новый вариант вечного сюжета — красавица и чудовище.