— Убит в собственных покоях землеведами, по крайней мере так говорят. Его отравили личинками дремучих ос, полосатые твари съели его изнутри. Для привратников это стало прекрасным поводом объявить нам войну.
С постели послышался слабый голос.
— Кто-то. Кто-то пришёл, — прохрипел Фи-лиус Эмбертин. — Дайте мне посмотреть на вас.
Квинт опустился на край кровати и обнял профессора за плечи, поразившись, до чего тот истощал. Профессор протянул руку и нащупал холодные доспехи.
— Скридиус? — прошептал он. — Скридиус, это ты?
Фин порылся в карманах плаща и протянул Квинту древний свиток.
— Мы. Мы отправились в открытое небо, — тихо проговорил Квинт. — Как когда-то отправился туда Гарлиниус Герникс. — Он помахал свитком пред слеповатыми глазами Эмбертина. — Мы взяли с собой грозофракс.
— О, Скридиус, Скридиус! — Лицо профессора просияло. — Скридиус, ты вернул грозофракс Небесам? Это сработало? — Голос декана задрожал. — Ты исцелил Небеса?
— Да, профессор, — ответил Квинт. — Мы вернули грозофракс, и зима прошла.
— Прошла? — повторил профессор, и счастливая улыбка озарила его лицо. — Благодаренье Небесам! Мой друг Линиус Паллитакс был бы очень счастлив. Счастлив, что злу, которое он сотворил, открыв Древнюю Лабораторию, пришёл конец. Но ты должен кое-что пообещать мне, Скридиус. Заклинаю тебя именем Линиуса Паллитакса!
Декан притянул Квинта поближе к себе и уставился на него невидящими глазами.
— Заклинаю именем самого великого, почётного и справедливого Высочайшего Академика Санктафракса.
Марис всхлипнула.
— Говорите, — прошептал Квинт. — Я всё сделаю.
— Ты не должен никому рассказывать о том, что произошло, — попросил декан. — Древняя Лаборатория закрыта, каменные соты запечатаны. Если в Санктафраксе узнают, что Линиус виновен в злой, бесконечной зиме, его ждёт бесчестие. Его статую сбросят со Ступеней Виадука, а имя опозорят в веках. Слуги Хакса били и пытали меня, но я не сказал ни слова о грозофраксе и старом свитке. И ты, Скридиус, вознаградил меня за страдания. Обещай же молчать!
— Обещаю, — ответил Квинт.
Филиус Эмбертин отпустил юношу и улыбнулся.
— Спасибо тебе, Скридиус Толлинкс, доблестный Рыцарь-Академик, — выдохнул он. — Теперь я могу спокойно улететь в открытое небо.
Договорив эти слова, Филиус Эмбертин закрыл глаза, вздохнул последний раз и ушёл навсегда с тихой улыбкой на губах.
Квинт поднялся с кровати и накрыл покрывалом тело старого декана.
— Теперь он на Небесах, — произнёс молодой воин-академик. — Никто его больше не обидит.
Он внимательно посмотрел на наследного рыцаря в блестящих новеньких латах, на красивого юношу в старых и потрёпанных рыцарских доспехах, оглядел серого гоблина, заплаканную девушку и воина-академика, в котором узнал ученика своего командира.
— Но о чём говорил перед смертью декан? — спросил он. — Грозофракс, Древняя Лаборатория, открытое небо.
Зимние Рыцари обменялись загадочными взглядами, и тот, который носил старые доспехи, ответил:
— Я и сам не понял.
И ласково улыбнулся девушке.
За последующие дни жизнь в Рыцарской Академии постепенно вошла в обычное русло. Следы кровавой бойни и холодной зимы стёрлись с лица Санктафракса.
По традиции тела убитых крох-гоблинов и городских гномов сожгли на больших кострах, чтобы души покинули мир живых и вместе с дымом улетели в открытое небо. |