За лето он загорел, отчего серые глаза стали казаться ярче, а длинные, зачесанные назад светло-русые волосы – еще светлее. На левой скуле багровел небольшой шрам – из той же битвы. Лицо осунулось, кожа плотнее обтянула острые скулы, теперь он выглядел на несколько лет старше, чем до этого похода: напряжение и ответственность прибавили ему возраста больше, чем время. Его воодушевляла уверенность его людей, в то время как им эту уверенность давала вера в него.

– Вы все уже слышали, достойные мужи, почему мы не идем сегодня дальше, – начал Мистина, оглядывая хорошо знакомые лица. – В устье пролива стоят шесть олядий. Тех самых, что едва не пожгли нас в начале лета.

– Так и стояли три месяца? – крикнул кто-то.

– А леший их знает. Может, стояли, может, Куропас в Царьград весть послал, что мы идем, они и подтянулись.

Об этом Мистина уже успел подумать. Сильно нагруженные добычей, везущие пару сотен раненых, тяжелые скутары с недостаточным числом гребцов шли от Ираклии на запад не слишком быстро. Гонцы на сменных лошадях легко могли обогнать их и передать в Царьград известие, чтобы приготовились к встрече.

– Но сейчас они здесь, – продолжал Мистина. – В Боспор Фракийский нам больше не надо, но к Болгарскому царству придется идти мимо олядий и их огнеплюев. Давайте решать, как будем прорываться.

– Оставить добычу на берегу, собрать отроков здоровых, посадить на скутары, что побольше и покрепче, выйти и напасть на них! – тут же вскочил Добрин. – У нас тысяч семь есть способных. По тысяче на каждую олядию – неужто не возьмем?

– А если их еще подойдет? – возразил Родослав. Этот человек, достаточно отважный по необходимости, после битвы под Ираклией очень надеялся, что этим летом браться за оружие больше не придется. – Что, если в проливе прячутся, нас заманивают? Коварны греки – нам ли с тобой, Свенельдич, не знать?

Мистина стиснул зубы и резко втянул воздух ноздрями, подавляя досаду от этого болезненного, но справедливого упрека. Если бы разведчики могли точно установить численность войск Иоанна Куркуаса и Варды Фоки, он бы вовсе не вывел русов на битву. Но противостояли ему тоже не дети и не раззявы. Царевы полководцы не просто годились ему в отцы и были многократно опытнее – за ними стоял опыт Ромейской державы, которая тысячу лет своего существования вела разные войны почти непрерывно. И передавала опыт не в виде стари́н, певшихся под гусли и прославлявших доблесть древних вождей, а при помощи письменных, подробнейших наставлений по всему войсковому укладу и боевым приемам. Такие наставления писали для потомков сами цари греческие. Спрятать наиболее боеспособную часть – катафрактов – за оливковой рощей, а потом выманить противника под их удар было для стратигов самым обычным делом. И ради этого они бестрепетно пожертвовали стратиотской пехотой, дав русам перебить несколько тысяч. А когда Мистина понял, что его пятнадцати тысячам русов противостоит не двадцать тысяч греков, а почти вдвое больше, было поздно. Или почти поздно. Русы все же сумели отступить в Гераклею, не теряя боевого порядка, не дали рассеять и разбить себя, не допустили противника в город, где могли, под надежной защитой стен, оправиться и уйти в море со всеми уцелевшими людьми и добычей.