– Что ты там увидела? – не отставала Рэчел.

– Знакомого! Но мне все равно не верится.

Вагон был уже битком набит. До следующей остановки ехали, как показалось Хелен, несколько часов. Она протолкалась к дверям и, едва они открылись, выскочила из трамвая.

– Меня не ждите! – крикнула она своим спутникам и припустилась в обратную сторону. Сердце у нее колотилось как бешеное.

А вдруг она обозналась? Да нет, такого сходства быть не может… Добежав до предыдущей остановки, она, с трудом переводя дыхание, свернула в поперечную улочку, полого идущую в гору. Вот и серый фасад доходного дома. Хелен толкнула дверь второго подъезда, почти не сомневаясь, что те двое вошли именно туда. Перед ней открылся темный коридор. Безуспешно пощелкав выключателем, девушка на ощупь двинулась вперед и скоро вышла в маленький внутренний дворик, вымощенный разбитыми и растрескавшимися плитами. В щелях росла серая трава. Помойные баки громоздились беспорядочным завалом. Дворик казался заброшенным, хотя совсем рядом проходил оживленный проспект. Отсюда брали начало две лестницы. Хелен наудачу начала с левой, почерневшие ступеньки которой уходили вверх крутой спиралью. Пахло плесенью. На площадке второго этажа девушка остановилась и прислушалась. Потом на третьем – опять впустую. На четвертом тоже. Похоже было, что все жильцы отсюда выселены. Может, дом аварийный? Она спустилась обратно во двор и перешла ко второй лестнице, которая оказалась не такой запущенной. Даже электричество работало. На втором этаже – две безмолвные запертые двери, на третьем и четвертом тоже, но на последнем, под самой крышей… Звонкий детский голосок, донесшийся откуда-то из-за двери, всколыхнул ей душу.

– Щипет! – кричал ребенок. – Мыло попало, ой, глаза щипет!

Тут уж никаких сомнений быть не могло, и Хелен решительно постучала. Открыла пожилая женщина, которую она видела из трамвая. Рукава у нее были закатаны, обнажая бледные морщинистые руки, на правой красовалась розовая банная рукавица. Хелен прошла мимо нее, как мимо пустого места, прямо к большой дымящейся лохани, возвышавшейся посреди комнаты. Октаво, голый и мокрый, вскочил, расплескивая воду, и бросился ей на шею.

– ХЕЛЕН!

– Октаво! Как же я рада тебя видеть! Господи, как рада!

Она крепко-крепко прижимала его к себе, потом расцеловала в мокрые щеки, в ладошки.

– Октаво… Что ты тут делаешь?

– Я тут у теть-Маргариты. Ты, что ли, плачешь?

– Нет. Ну ладно, да… у теть-Маргариты?

Она отпустила мальчика и обернулась, только сейчас осознав свою неучтивость.

– Простите, пожалуйста, мадам. Я так ворвалась…

– Ничего, ничего. Как я понимаю, вы и есть знаменитая Хелен?

– Не знаю уж, знаменитая или какая, но я действительно Хелен. А вы…

– …Маргарита, старшая сестра Паулы.

Да это и видно было. Те же карие ласковые глаза, та же форма носа, что у толстухи-утешительницы. Только возраст и габариты другие. Маргарита была на десять лет старше и весила, должно быть, раза в четыре меньше, чем ее «сестренка». Хелен вдруг вспомнилось, как Паула рассказывала о своем детстве: «Мы как-то поймали ежика, моя сестра Маргарита и я…» Забавно было вот так познакомиться со вторым действующим лицом той истории, постаревшим по меньшей мере на полвека. Да уж, давно миновали времена, когда она могла бегать за ежиками, эта хромая старая дама.

– Паула отправила мне Октаво с автобусом где-то в середине зимы, – объяснила она.

– Да, – подтвердил мальчик. – Но она скоро за мной приедет. Я ей письмо написал, без орфографических ошибок и с картинкой.