И он ненавидел ее, потому что она была одной из нас и не такая, как он. Потому что он сумасшедший. Вы сами знаете, как он убежал в лес. А его землянка всего в какой-нибудь миле от того места, где нашли Марию. Это он, все сходится.
— Но миля в лесу — это очень много, мама, — возражает Элиас. — Здесь все-таки есть над чем поразмыслить.
— Все сходится, Элиас. Он изнасиловал вашу родную сестру в лесу. Он уничтожил ее.
— Мать права, Элиас, — тихо говорит Адам и делает глоток кофе.
— Все так и есть, — соглашается Якоб. — Все сходится.
— Теперь вы сделаете то, что должны, мальчики. Ради сестры. Или как, Элиас? Мальчики…
— Но что, если полиция ошибается?
— Она часто ошибается, Элиас. Но не на этот раз, нет. Не сомневайся, что с тобой? Или, может, ты на его стороне?
Ракель Мюрвалль угрожающе размахивает газетой.
— Ты на его стороне? Подумай, может ли быть иначе? Все сходится одно к одному. Ваша сестра должна обрести покой. Может, она вернется к нам, как только узнает, что того, кто причинил ей зло, больше нет.
— Но они арестуют нас, мама, они заберут нас, — продолжает Элиас. — И в конце концов, всему есть предел.
— Не волнуйтесь, — успокаивает сыновей Ракель Мюрвалль. — Полицейские глупее кур. Вы знаете, где он сейчас. Сделайте это, мальчики, а там посмотрим. Слушайте же…
Дуб, на котором висел Бенгт Андерссон, выглядит так же, как любое одинокое дерево посреди равнины. Если не считать сломанной ветки.
Но теперь этот дуб навсегда связан с тем, что произошло здесь однажды в самом холодном из февралей. А весной его срубит крестьянин, которому надоели венки, и любопытные местные жители, и медитирующие женщины. Он выроет все до последнего корешка и не уйдет отсюда, пока не убедится, что от дуба ничего не осталось. Но где-то глубоко-глубоко в земле все-таки сохранится маленький корневой отросток, и он вырастет в новое дерево, одинокое посреди равнины, и оно будет снова и снова шептать над просторами Эстергётланда имена Мяченосца, Ракели Мюрвалль и Калле-с-Поворота.
Малин и Зак сидят в машине и смотрят на дерево.
Двигатель работает на холостом ходу.
— Здесь его нет, — говорит Зак.
— Но однажды он здесь был, — отзывается Малин.
В салоне «рейнджровера» пахнет бензином и моторным маслом, и кузов стучит, когда машина на высокой скорости проезжает по поселку Юнгсбру, мимо магазина «Вивохаллен», кондитерской и кафе «Клоетта» у подножия холма, рядом с мостом через реку.
Элиас Мюрвалль на заднем сиденье в отчаянии ломает руки и произносит слова, которые не хочет говорить вслух:
— Что, если она ошибается? Если он этого не делал? Тогда мы будем раскаиваться до конца жизни. Какое, черт возьми, мы имеем право…
Адам Мюрвалль оборачивается с пассажирского сиденья впереди:
— Это он, дьявол его подери, изнасиловал Марию. Все сходится. И теперь мы должны сделать это. Не ты ли часто повторяешь, Элиас, что не нужно показывать свою слабость? Не ты ли так любишь говорить об этом? Не нужно выглядеть слабаком. Так и не делай же этого сейчас. Следи за собой…
И автомобиль кренится, сползая в канаву прямо у поворота на Ульсторп.
— Ты прав! — кричит Элиас. — Я не слабак.
— Проклятье! — ругается Якоб Мюрвалль. — Сейчас мы сделаем то, что должны, и не о чем здесь болтать. Понятно?
Элиас откидывается назад. Голос Якоба действует на него успокаивающе, несмотря на весь его гнев.
Элиас тяжело дышит. Во всем этом движении чувствуется какая-то определенность, общая для них для всех цель, хотя и не та, что предполагалась. |