В человеке, который, опираясь о стену одной рукой и криво усмехаясь, стоял перед ней, она узнала Анатолия!..

У Валентины Григорьевны пропал дар речи, а он, всё с той же застенчивой усмешкой, осведомился:

— Валя, к тебе можно?

Вначале она хотела сказать, что нельзя, и захлопнуть перед его носом дверь, как вдруг заметила, что рука, которую он прижимал к своей груди, испачкана чем-то красным, и только сейчас до нее дошло, что он держится за стену лишь потому, что едва держится на ногах.

— Господи, Толя, что случилось?! — вскричала она. — Заходи же!.. Откуда ты? Что с тобой? Ты ранен?

Анатолий с трудом шагнул через порог, она закрыла за его спиной дверь, и только теперь, при свете настенного бра, Валентина Григорьевна увидела, что он нисколько не изменился — не только с прошлого года, когда она случайно встретила его в автобусе на Садовом, но и вообще с тех пор, когда они познакомились — а ведь с того времени прошло, ни много, ни мало, двадцать шесть лет!.. Однако, сейчас ей уже было под шестьдесят, и она выглядела соответствующе этому возрасту, а ему как было около тридцати — так и осталось, во всяком случае внешне!..

Но все это можно было выяснить потом, потом, а сейчас следовало решать более насущные вопросы.

— Валя, — сказал Анатолий, прислоняясь боком к стене, — я завтра утром уйду, ты не беспокойся. Мне только нужно какое-то время побыть у тебя, хорошо?.. Кроме тебя, дома есть кто-нибудь еще?

— Нет, — сказала она, не зная, что делать.

— Ну и хорошо, — напряженно улыбнулся он. — Ты не будешь против, если я приму ванну?

— Толя, может быть, тебе нужен врач? У тебя же кровь!..

— Нет-нет, Валя, не беспокойся, это сейчас пройдет, — странно ответил он. — Иди поставь чайник, а я — мигом…

И он направился в ванную комнату.

Она стояла, не в силах сдвинуться с места, и ей казалось, что все это ей снится.

Он так естественно командовал ею, словно они прожили все эти проклятые двадцать шесть лет вместе, как муж и жена…

— Толя, — наконец, крикнула она ему в спину. — Да можешь ты мне, наконец, сказать, что происходит? Откуда ты взялся? И каким образом?..

Он даже не остановился.

— Валюша, — сказал он таким тоном, будто все эти годы любил ее, и от этого у нее защипало под веками. — Родная моя, я всё тебе объясню… Но попозже…

Она успела вскипятить электрочайник и собрать на стол то, что попало под руку в холодильнике из съестного, а в голове у нее по-прежнему был какой-то туман, и она никак не могла сообразить, что же, собственно, случилось и плакать ли ей, радуясь возвращению своему давнему возлюбленному, или впасть в гнев и выставить его за дверь… Нет-нет, это было исключено, учитывая его состояние. Не могла же она выгнать из дома раненого, пусть даже он много-много лет назад предал их любовь! Но и радоваться тоже было нечему — ведь он сразу предупредил ее, что не собирается задерживаться в ее доме. Из вежливости он так сказал или действительно считает ее квартиру этаким запасным аэродромом, на который раз в четверть века можно совершить аварийную посадку, поесть, помыться, выспаться и улететь дальше?.. Господи, я же не предложила ему чистое белье, а ведь ему, наверное, что-то подойдет из старых одежд сына!..

Мысль о сыне кольнула так, что Валентина Григорьевна испугалась за свое сердце и присела на кухонный табурет. Надо было срочно решать: говорить ему или не стуит?.. И кому «ему», поймала она себя на мысли. Сыну или Анатолию?.. Ладно, посмотрим по тому, как он себя поведет. В любом случае, торопиться не надо…

Двадцать шесть лет прожили без него — и еще проживем!.