Марит смущенно пожала плечами.

– Джитт очень скрытная, но кое‑что она мне рассказывала. Вы извините меня, если я не стану злоупотреблять ее доверием?

Я покачал головой:

– Был бы огорчен, если бы вы это сделали. Просто я хочу увидеть ее в подлинном свете. Она явно подвергалась пластической операции. И, как я понимаю, операция прошла неудачно.

Марит пригубила из бокала.

– У нас часто ходят слухи о ком‑то или чем‑то, чеку дали имя "Пигмалион".

– Вроде того скульптора из греческой мифологии.

– Верно. Говорят, он любит привносить в жизнь красоту. Он крадет некрасивых людей и изменяет их. Я думаю, это было бы неплохо, если бы он еще спрашивал этих людей, хотят ли они, чтобы их изменили.

Я кивнул.

– Судя по Джитт, этот Пигмалион мог бы заработать своим искусством кучу монет.

– Да, только для этого требуются две вещи: делать то, что хочет клиент, и позволять клиенту с миром уйти.

Джитт бежала от него, но воспоминания о том, что с ней случилось, у нее смутные. У нее даже нет представления, кто такой Пигмалион. Несколько раз в Драк‑Сити или в Бокстоне находили брошенные тела невиданной красоты, и жители Затмения считают, что это творческие неудачи Пигмалиона. Большинство из них оказались самоубийцами. Наверное, некоторые люди просто не в силах вынести, когда их превращают в забаву.

– Не могу их за это винить.

– Я тоже. – Марит улыбнулась. – Джитт постепенно примирилась с судьбой, но гораздо лучше чувствует себя дома, среди своих компьютеров. Не могу припомнить, когда я последний раз видела ее где‑то еще, кроме наших собраний.

Мы закончили трапезу в относительном молчании, потому что столики вокруг нас постепенно начали заполняться. Во многих отношениях наш разговор был довольно необычен, тем более что Марит лучше умела собирать информацию, нежели делиться ею. Хотя о себе она рассказывала без утайки, но подробности опускала, так что мне трудно было связать имена с конкретными людьми. Я подозревал, что это привычка, выработанная после того, как она вознеслась так высоко и пала так низко, но чувствовал, что Койот поощряет в ней эту склонность.

Разумеется, если бы разговор перешел на меня, то эта тема исчерпалась бы очень скоро. В течение этого дня я выяснил лишь, что умею читать по‑японски, на память цитировать Библию и проявляю исключительный вкус к оружию индивидуального поражения. Сомнительно, чтобы эти открытия могли послужить темой застольной беседы. Еще меньше годилась для этого моя экскурсия к Жнецам.

Я оплатил счет и добавил хорошие чаевые, но деньги, – оставил на той стороне столика, где сидела Марит, чтобы официантка запомнила ее, а не красавчика, пришедшего вместе с ней. Марит заметила это и, когда мы выходили из ресторана, рассмеялась достаточно громко, чтобы привлечь к себе внимание и вызвать множество перешептываний, прикрывших меня дополнительной завесой анонимности.

Она повела меня вдоль всего торгового центра к лифтам между Башнями Годдарда. Одна из них была чуть ниже другой, и Марит, естественно, вызвала лифт второй.

– Куда мы идем?

– Увидите.

Чувствуя себя немного неловко в преддверии неизвестности, я утешался тем, что снаряжения в моем кейсе хватило бы, чтобы продержаться против отряда тяжеловооруженной охраны. Когда двери лифта закрылись, Марит вставила кодовую карту в щель в стене.

– Выбран двадцать седьмой этаж. Благодарю, мисс Фиск, – произнес лифт.

– Мило.

Она улыбнулась.

– А будет еще лучше.

Она была права. Лифт сорвался с места так, что у меня чуть не подогнулись колени.

– Благодарю за предупреждение.

– Не стоит.

На двадцать седьмом этаже мы перешли в другую кабину.