Он вновь тяжело вздохнул и продолжал:

— Я не мог ждать от нее прямой и откровенной информации ввиду того, что еще за год перед этим разошелся с нею при весьма неблагоприятных обстоятельствах.

Я взглянул на часы. Было десять двадцать. Гелвада продолжал:

— Я обнаружил, что моя нежная Мирандель не была верна мне, что она связалась с одним проклятым португальцем только потому, что у того были лишние деньги, и он покупал ей разные красивые камешки. Я покинул ее, но на прощание прихватил с собой ее бриллиантовое колье и такой же браслет. Красотка обнаружила это уже после того, как я ушел. Теперь вы понимаете, мистер Келлс, как мне было трудно, возобновлять с ней дружбу…

— Думаю, что это было почти невозможно, — заметил я. — И что дальше?

— Она была связана с испанским агентом по имени Рокка, который работал на немцев в Лиссабоне. Кейн поручил мне выйти на него через Мирандель, и однажды ранним утром я отправился к ней на виллу. Она была дома и выглядела превосходно. Прежде всего прелестница запустила в меня китайской вазой, и вы можете и сейчас видеть шрам на моем лице. Затем она предприняла попытку убить меня восточной саблей. Однако…

— Прервемся на этом, Гелвада, — время.

— Я готов.

Глава 8

Гелвада

Я стоял в узенькой аллее в двадцати ярдах от служебного входа в кинотеатр и мог слышать «Боже, храни короля», что означало завершение представления. Этот гимн исполнялся, видимо, на панатроне, и его звуки были слышны на улице.

Я затушил сигарету и отодвинулся в тень стены.

Место моего расположения находилось с городской стороны, а Гелвада поместился по другую сторону служебного входа, со стороны дороги, ведущей в поле.

Прошло минут десять, и из служебного входа вышла какая-то женщина, а вслед за ней мужчина, оба исчезли в темноте аллейки, ведущей на главную улицу.

Прошло еще пять минут, и я начал волноваться. Вполне возможно, что Великий Равалло принадлежал к тем артистам, которые предпочитают пользоваться главным входом.

Занятый обдумыванием такой непредвиденной мною возможности, сулившей ряд осложнений, я не сразу заметил, как служебная дверь приоткрылась и Великий Равалло показался на улице. Он был высок, хорошо сложен, шествовал уверенно и спокойно. От него веяло высокомерным чванством, которое я почувствовал еще во время его выступления.

Через несколько шагов он остановился, чтобы зажечь сигарету, и затем двинулся в том направлении, где в засаде находился Гелвада. Я спокойно двинулся вслед за Равалло.

Не успел Равалло пройти и десяти-двенадцати ярдов, как из темного угла вынырнул ему навстречу Гелвада и просительно произнес:

— Простите, пожалуйста, но не будете ли вы столь любезны одолжить огонька?

Я ускорил шаги.

Равалло что-то сказал и принялся шарить в кармане своего пиджака.

Я приблизился к нему вплотную и ткнул его в бок дулом «маузера».

— Спокойно, Равалло, — проговорил я. — Нам надо побеседовать. И прошу без шуток. Вы были бы поражены, если бы знали, в какой степени мы можем быть грубыми и невежливыми.

Гелвада сказал по-немецки:

— Как бы вы удивились, если бы я не знал этого. — Казалось, Равалло не был особенно потрясен. Он переводил свой взгляд с Гелвады на меня и обратно с таким выражением, как будто эта встреча не сулила ему ничего, кроме потери времени, мерзавец держался превосходно. Вероятно, он раздумывал о том, каким образом мы напали на его след, или, может быть, пытался представить себе реакцию своего шефа, узнавшего, что он, Равалло, выключен из дальнейшей игры, что не только его карьера, но и жизнь приблизились к финишу. Для тренированных сотрудников гиммлеровской организации смерть не представляет собой чего-либо ужасного… Не то, чтобы они совсем не дорожат жизнью, но если нужно отдать ее за фюрера, то они делают это, не задумываясь.