Он не был как другие люди. Страх, который он внушал всем, с кем ему доводилось вступать в контакт, те орудия смерти, которые были под его контролем и которые он бросал против каждого, кто вставал на его пути, делали его чудовищем. Я не в состоянии дать читателю хотя бы приблизительное представление о его дьявольском могуществе.
Смит внезапно остановился и схватил меня за руку. Мы стояли, прислушиваясь.
— Что такое? — спросил я.
— Ты ничего не слышал?
Я покачал головой.
Смит всматривался в болота, оставшиеся за нашей спиной. Он повернулся ко мне со странным выражением на загорелом лице.
— Ты не думаешь, что это ловушка? — отрывисто бросил он. — Мы ей слепо доверились.
Как ни странно, но все мое существо восстало против этого намека.
— Нет, не думаю, — кратко сказал я.
Он кивнул. Мы поспешили дальше.
Через десять минут мы увидели Темзу. И Смит и я, оба заметили, что деятельность Фу Манчи всегда концентрировалась вокруг реки. Несомненно, это была его столбовая дорога, его линия связи, по которой он передвигал свои таинственные войска. Наркотический притон у Радклифской дороги, особняк, превратившийся в обугленный остов, а теперь этот корпус старого корабля, стоящего на приколе у болот, — он все время устраивал свою штаб-квартиру возле реки. Это было важным открытием, и, если даже наша вечерняя экспедиция оказалась бы неудачной, мы могли воспользоваться им в дальнейших поисках.
— Держи вправо, — приказал Смит. — Нужно провести разведку перед штурмом.
Мы пошли по тропинке, ведшей прямо к берегу реки. Перед нами лежала серая гладь воды, а по ней деловито сновали суда великого торгового порта, Лондона. Но эта речная жизнь казалась далекой от нас. Пустынное место, где мы стояли, не несло признаков человеческого присутствия. Серое и унылое, освещенное лунным светом, оно выглядело вполне подходящей декорацией для драматического спектакля ужасов, в котором мы играли. Когда я лежал в опиумном притоне лондонского Ист-Энда и когда в другую ночь я смотрел на мирный пейзаж Норфолка, то же чувство отстраненности, полной изоляции от мира живых людей владело мной с той же силой.
Смит молча смотрел на отдаленные движущиеся огни.
— «Карамани» означает просто-напросто «рабыня», — сказал он вдруг ни с того ни с сего.
Я промолчал.
— Вон этот корабль, — добавил он.
Берег, на котором мы стояли, грязными склонами спускался до уровня приливной волны. Он поднимался выше со стороны моря, и у маленькой бухты виднелся грубо сделанный пирс. Мы стояли на узкой полосе, вдававшейся в реку, — на чем-то вроде мыса. Под пирсом виднелся темный объект, отбрасывавший мрачную тень на кружащуюся в мелких водоворотах воду. Только один огонек виднелся в этой тьме, тусклый и едва заметный.
— Это, наверное, каюта.
Согласно нашему заранее разработанному плану, мы повернули и пошли на пирс над корпусом корабля. От бревенчатого пирса к палубе внизу шла деревянная лестница, свободно привязанная к кольцу пирса. При каждом ударе приливной волны лестница ходила вверх и вниз, ее перекладины резко скрипели.
— Как бы нам незаметно спуститься? — прошептал Смит.
— Придется рискнуть, — мрачно сказал я.
Без дальнейших слов мой друг вскарабкался на лестницу и начал спускаться. Я подождал, пока его голова исчезла под досками пирса, и довольно неуклюже приготовился следовать за ним.
Как раз в этот момент корпус судна резко поднялся на приливной волне, я споткнулся и какую-то ничтожную долю мгновения смотрел на блестящую полосу, прорезавшую темноту подо мной. Нога моя оскользнулась, и, если бы я не ухватился намертво за верхнюю перекладину, вполне вероятно, что на этом моя борьба с Фу Манчи могла навсегда закончиться. |