|
Поглощая жирную, растекшуюся яичницу, Конде представлял себе, как он на том же самом стуле испытывает неземное наслаждение и подвергается умопомрачительному минету, а после, спустя два часа, на него, обессиленного, вновь набрасывается Карина и начинает победную атаку на его, казалось, сложившие оружие оборонительные рубежи. А ведь сегодня эта женщина вдобавок явится с саксофоном на изготовку!
— Не звони, возможно, мне придется отъехать. Я сама приду вечером, — сказала Карина.
— С саксофоном!
— А то!
Конде напевал, пока мыл тарелку, сковороду и чашки с остатками кофе, еще раз напомнившими ему о вчерашней встрече. Он где-то слышал, что женщина может петь во время мытья посуды, только если испытывает сильную сексуальную неудовлетворенность. Лукавый мачизм: обычный половой детерминизм, вынес свой вердикт Конде и продолжил напевать: Good morning, star shine, / I say hello… Вытирая полотенцем руки, он с неудовольствием смотрел на мозаичный пол, покрытый древним, как порок зависти, слоем жира, пыли и прочей грязи; не пристало иметь такой пол в сказочном месте, избранном для любовных утех с участием саксофона. Такова цена любви, сказал себе Конде, неприязненно глядя на половую щетку и тряпку. Однако решение навести чистоту к приходу Карины было уже принято.
Время перевалило за половину пятого, когда он закончил уборку и окинул гордым взглядом свое посветлевшее жилище, больше двух лет лишенное заботы женских рук. Даже бойцовская рыба Руфино вкусила плодов этого внезапного приступа опрятности и теперь плавала в чистой, свежей воде. Только не раскатывай губы, Руфино, тебе ничего не светит, долбаный фрик… Довольный результатами, Конде подумал даже о целесообразности в ближайшем будущем покрасить стены и потолки, расставить в подходящих местах комнатные растения и даже приобрести подружку для страдающего от одиночества Руфино. Я просто хренею от любви, сказал себе Конде, взял телефонную трубку и набрал номер Тощего Карлоса.
— Слушай сюда, я сегодня выстирал все простыни, полотенца, рубашки, трусы и даже двое брюк и только что закончил уборку в доме.
— Ты просто хренеешь от любви, — поставил диагноз Тощий, и Конде улыбнулся. — Поставь градусник, у тебя, похоже, осложнение.
— А ты чем занимаешься?
— А чем, думаешь, я могу заниматься?
— Смотришь бейсбол?
— Первую партию выиграли, сейчас начнется вторая.
— С кем играем?
— С негритятами из Матансаса. Но самое лучшее начнется во вторник, встречаемся с долбаными «Ориенталес»… Кстати, Кролик обещал, если ничего не помешает, отвезти нас на своей машине на стадион. Как же я хочу на стадион, кто бы знал! Ты сегодня придешь или нет?
Конде окинул взглядом сияющую чистотой комнату и почувствовал, как в желудке зашевелилась яичница.
— У нас вечером встреча… Чем тебя кормила в обед Хосефина?
— Ты много потерял! Маринованной курицей с рисом — мертвого из могилы поднимет! Знаешь, сколько тарелок я сожрал?
— Ну две-то наверняка.
— Три с половиной!
— И ничего не оставил?
— Кажется, нет… Вообще-то старуха говорила, что вроде бы отложила для тебя немного.
— Ты слышишь?
— Что?
— У тебя дома в дверь позвонили. Скажи Хосе, чтобы открыла, это я пришел! — И бросил трубку.
Я всегда выступала в защиту свободы любви с ее глубиной самореализации, радостью новизны, волнующей непредсказуемостью. Однако СПИД в очередной раз напоминает нам, обитателям общего дома под названием планета Земля, о горькой истине: любые события и явления — войны, ядерные испытания, эпидемии и в не меньшей степени любовь, — как бы далеко они ни происходили, не могут не касаться нас с вами. |