– Понимаю, – отозвалась Галка.
По коридорам второго этажа гуляли сквозняки. Холодом тянуло из небрежно заколоченных досками окон. На подоконнике Галка успела заметить наметенную горку снега. Теперь не только телу, но и душе сделалось зябко. А Аделаида Вольфовна уже толкнула ближайшую дверь.
– Твоя комната. Вещи можешь оставить здесь.
Комната была маленькой. Наверное, при прежних хозяевах она принадлежала кому-то из прислуги. Из мебели в ней имелась лишь грубо сколоченная кровать, поверх которой лежал старый тюфяк с лезущей из прорех соломой и такая же старая подушка. Рядом с кроватью стояли тумбочка и стул. Ни шкафа, ни стола в комнате не было. На подоконнике узкого, мутного оконца поблескивала тонкая корка льда. Галка поставила чемодан рядом с кроватью, вопросительно посмотрела на директрису.
– Теперь пойдем в мой кабинет, – сказал та и, не дожидаясь девушку, вышла из комнаты.
Спальню воспитанников директриса показывать не стала. И пока они шли по темному коридору, Галка все гадала, за какой из дверей она находится. У нее ничего не получилось, тишину второго этажа нарушали лишь звуки их шагов.
Обстановка в кабинете Аделаиды Вольфовны была далеко не такой аскетичной. Здесь имелся и обтянутый зеленым сукном письменный стол, и удобное кресло, на подлокотниках которого Галка рассмотрела глубокие царапины, словно бы от огромных когтей. У стены позади стола возвышался наполовину пустой книжный шкаф, рядом с ним стоял массивного вида сейф. Но отличался кабинет от прочих комнат не сейфом и не добротной мебелью, а излучающей благословенное тепло печкой, отделанной изразцами.
Директриса уселась в кресло, откинулась на спинку, блаженно прикрыв глаза. Присесть Галке она не предложила. Да и не было в кабинете свободного стула.
– Ты откуда? – спросила она, не открывая глаз.
Галка едва не сказала, что из Ленинграда, но вовремя вспомнила приказ дядьки Кузьмы.
– Я из Перми.
– А в Чернокаменск зачем явилась?
– К родственникам.
– К родственникам? А говоришь, сирота.
– Их убили.
– Убили? – Директриса открыла глаза, посмотрела на Галку с внимательным прищуром. – Эти старики, что жили при усадьбе, были твоими родственниками?
– Да.
– И к ним ты ехала из Перми? – Из ящичка стола она достала серебряный портсигар, прикурила тонкую папироску.
– Да, к ним.
– А тут, выходит, такой кошмар – убили родственников. Слышала, им перерезали глотки.
Прозвучало это мерзко, словно речь шла не о людях, а о скотине. Галка не стала отвечать.
– Ты раньше бывала в усадьбе? – Их беседа больше походила на допрос. Что такое допросы, Галка, увы, знала. – Гостила раньше у стариков?
– Нет. Я даже не была с ними знакома. Дальняя родня.
От сигаретного дыма защипало в глазах, запершило в горле.
– И теперь дальняя родня убита, а ты, бедная сиротка, оказалась здесь, под моей опекой.
На опеку их отношения никак не походили, но, может быть, Галка ошибалась? Бабушка часто повторяла, что внучка не умеет разбираться в людях и поэтому должна быть особенно осторожной.
– Иди-ка сюда. – Аделаида Вольфовна поманила ее пальцем. – Покажи руки.
Галка вытянула перед собой ладони. Цепкая рука директрисы крепко, по-мужски, сжала ее запястье.
– Кожа-то гладкая. Смотрю, не приучена ты к работе. Ничего, приучим. Как говорится, терпение и труд все перетрут. Делать будешь все, что велю. За воспитанниками присматривать, по дому помогать, разгребать снаружи снег, если понадобится. На довольствие я тебя возьму, но на многое не рассчитывай. |