— Нет, не то, — просто возразил Андроник. — Мне не кажется, что я уже один раз жил, когда-то давно, в другой оболочке. Я чувствую, что сам жил здесь все время, с основания монастыря…

— Э, тому будет добрая сотня лет, — невозмутимо заметил монах.

— И даже больше, чем ваше преподобие считает, — поправил его Андроник, усмехнувшись.

Владимир с опаской поглядывал на его хмурое лицо. То ли промозглый воздух, то ли пары пролитого вина, то ли мельтешенье в глазах от пляски теней по стенам были причиной, но он не узнавал Андроника. Ему казалось, что тот осклабился, бросая им всем, в издевку, свои странные слова; что глаза его мечут искры и что мрачность лица вот-вот сменится гримасой хохота. Как же другие не замечают, что Андроник ерничает — или он бредит наяву, хмельной от какого-то иного зелья?

— Платим честно-благородной уходим, — говорил между тем г-н Соломон, отсчитывая купюры.

Капитан Мануила, почти скрытый мраком, впал в оцепенение, из которого его вырвал лишь голос Андроника:

— Никто, я уверен, не знает, что на этом месте погибла наследница Морузи, родная его дочь, по крови, а не та, что он удочерил во втором браке.

Монах в испуге вскинул на него глаза и поспешно перекрестился. Андроник же, как бы ничего не заметив и в упор глядя на капитана Мануилу, вел свое:

— Я и сам не могу вам сказать, откуда я это знаю, но так было. Здесь она умерла, красавица Аргира, млечная дева, как ее называли в насмешку.

— Как она умерла? — почти беззвучно спросил Владимир.

— Ее бросили сюда без ведома старика отца… Кто говорит, что даже и без ведома настоятеля. В те времена женщинам не полагалось входить в мужские монастыри. Привезли ее ночью, здесь она и умерла, а отчего и какой смертью, никто не знает. От нее хотели избавиться, потому что в тот год старика задумали женить во второй раз, наследница уже ждала… И умерла Аргира на третью ночь. Здесь, вот на этом самом месте.

Андроник обернулся вокруг своей оси и встал перед монахом.

— Поминаете вы ее на службе, батюшка?

Ключник затряс головой. Он впервые слышал эту историю и не хотел верить в такое варварство: боярскую дочь уморили в монастырских подвалах — где это видано?

— Пойдемте-ка, что-то холод пробирает, — сказал г-н Соломон. Всех на самом деле пробрало до костей — от сырости ли стен, от зловещей ли тайны, которую Андронику взбрело на ум поведать.

— Нашел место для страшных историй, какая-то девица… — попенял ему г-н Соломон, как только они оказались на воздухе.

Андроник весело рассмеялся.

— Когда люди мне симпатичны, я люблю их иногда в шутку потеребить, — сказал он своим обычным голосом. — Но все же история печальная, верно?

После промозглости погреба ночь показалась теплой. Оправа деревьев и келий заключала в себе большой кусок неба. Монастырский двор подсвечивался неизвестно откуда идущим светом.

— Великолепно! — похвалил г-н Соломон, задрав голову к небу, усыпанному звездами, и крепко держа в руках корчагу.

Андроник, воспользовавшись тем, что он стоит особняком, тихо шепнул:

— Я бы вас попросил не пересказывать дамам эту историю с Аргирой. Мы испортим им настроение…

Г-н Соломон хитро подмигнул. Но, попристальнее взглянув на Андроника, потерял охоту шутить. Что-то было в Андрониковом взгляде: он дурманил тяжелым, свинцовым блеском.

— Ах ты, чертяка! — выговорил г-н Соломон с невероятным усилием.

Силы иссякли вдруг. Глупые мысли проносились в голове. Уж не пройдоха ли этот Андроник — из тех, что обучены всяким штукам: подбавят, к примеру, добрым людям в вино сонное зелье, а после оберут их до нитки.