– Именно оттуда идут неуправляемые пробои?

– Вы верно сориентировались, господин Молин. Мы не знаем, с чем это связано, почему пробой пришелся именно на наше время, а не случился сотней лет раньше. Опасность в том, что почти все замещенные граждане оказываются опасны для общества. За редким исключением… – Она улыбалась так, словно что-то недоговаривала. – Для восстановления гена требуется от четырех до восьми дней. И ежедневные корректировки у нас. Надеюсь, вы оправдаете доверие… вашей семьи.

– Подождите, – запротестовал я. – Одну только секунду! Вы сказали – до восьми дней. Но это в случае вашего вмешательства. А если пробитый не обратится в пансион, если он адаптируется, то обратной замены сознания не произойдет?

– Поздравляю, господин Молин. Заметно, что вы работали в службе порядка. – Доктор опять улыбнулась краем рта. – Вам знакомо слово «дисциплина», и на ближайшую неделю вы забудете то, что я сейчас скажу?

– Забуду.

– Не пытайтесь самостоятельно атаковать закрытые ресурсы. Вас тут же обнаружит Диип-полиция, и ручательство семьи не поможет. В Диипе никто не защищен, кроме постоянных жителей… Мы стремимся избежать паники среди населения, поэтому возникли информационные ограничения.

– Святые яйца! Тут ежедневно сотни гибнут, обожравшись грибов и в потасовках, а вы считаете опасным десяток свихнувшихся?

– Счет идет не на десятки! – Стенка яйцеобразного пульта отошла в сторону, доктор вышла, опустила лежанку и присела рядом со мной. Изабель и Чак, выпучив глаза, таращились сквозь разделяющий нас, устремленный вверх тончайший поток воды. – Динамика такова, что возникло опасение массового психоза. Пансионы не готовы к тотальной реконструкции, мы вынуждены привлекать добровольцев, расширять стационары… Если пробой затронет руководство или оборону, возникнет хаос… Вы представляете себе? Если на посту боевого криэйтора окажется антисоциальный элемент из диких времен? – Она запнулась, очевидно, сболтнула что-то лишнее. – Извините, я не хотела обидеть лично вас.

Я кивнул. Из головы не шел тип с хвостом и памятью зэка Бурсенко.

– А какие есть предположения? Если наука научилась вызывать пробои искусственно, неужели хард не в состоянии расшифровать причину сбоя?..

– Господин Молин, мне шестьдесят семь лет, и в следующем году я, возможно, смогу претендовать на четвертый дан. Пятого при жизни мне не достичь, я отдаю себе отчет в собственных интеллектуальных возможностях… – Она вздохнула. Я не дал бы ей и сорока. – Это закрытая информация, могу лишь сказать, что в Глубине, в Диипе, над этой проблемой целенаправленно работают несколько Мудрых шестого и седьмого данов, с них сняты все прочие задачи. А содержание одного лишь мозга обходится государству дороже среднего космодрома. Им даны полномочия задействовать любые вирт-ресурсы. Независимо от стоимости. Теперь вы понимаете, какова степень опасности?

– Пожалуй… Я только не понимаю, зачем вы мне это рассказываете.

Она придвинулась, еле заметно, еще чуть ближе и положила мне руку на руку. Это всего лишь престарелая яйцеголовая лесбиянка, напомнил я себе.

– Вы верно заметили, господин Молин! – Доктор Караян сменила тон. – От нас обоих зависит, как долго ваша личность продержится в теле Снейка Антонио. Иногда возврат происходит даже без нашего участия, а иногда пансион бессилен… Для изоляции пробитых граждан в наше ведение переданы два карантинных терминала, психологи отрабатывают варианты адаптации… Упрощенно решение выглядит так.