Маленький аэропорт аэроклуба с его взлетно-посадочной полосой из стальных плит, положенных прямо на щебенку, с низкими ангарами, зеленым полем и опоясывающей все это живой изгородью находится на северной окраине города. Я на несколько минут опоздал: городские власти и главный редактор «Гадзетты» — высокий худощавый мужчина, глядевший на меня сквозь очки, — были уже там. Командир махнул флажком, мол, путь открыт. Я помчался по стыкам и, ловко сбалансировав, взмыл с середины полосы.

Воздух был теплым и приятным, я летел над городом, подхваченный потоками теплого воздуха, закладывал виражи, едва не касаясь верхушек колоколен, печных труб на крышах, фонарных столбов. Оказывается, во сне можно быть счастливым. Я лично был. Во всяком случае, я думаю, что счастье — именно такое. Воздух наполнял мою одежду, раздувал брюки, пиджак, рубашку. Галстук весело бился на ветру. Я летал туда-сюда, давал даже «задний ход», выделывал всякие трюки, например, бросался в пике, а потом, как «штукасы» во время войны, свечой взмывал в небо или, поднявшись высоко-высоко, камнем падал вниз, раскинув руки и ноги, и только в ста или пятидесяти метрах от земли выравнивал полет и начинал грациозно планировать, словно под звуки какой-то симфонии. Я пролетал под арками мостов, повергая в изумление горожан, сбежавшихся полюбоваться таким зрелищем. Кто-то махал мне платком. Осторожнее с проводами высокого напряжения, говорил я себе: только задень провод— погибнешь. А почему же не погибают ласточки? Может, и я могу присесть на провод, как ласточка? Но я же не ласточка, я скорее самолет. Планируя над старым городом, я приветствовал людей, сидевших перед остерией, подо мной тянулась прямая ниточка виа Эмилия с катящими по ней машинами, велосипедами, а поднявшись повыше, я мог охватить взглядом весь город от Баррьера Витторио до Баррьера Массимо Д'Адзелио, от Баррьера Сольферино до Кавалькавиа и дальше — до дорог, лучами разбегающихся к равнине на севере, к холмам на юге.

На руке у меня был компас. Может, и во мне самом были какие-то навигационные приборы, этого я не скажу. Во всяком случае, полет мой отвечал всем требованиям высшего пилотажа. Таяли последние остатки тумана, разорванного порывами ветра и стекавшего в город вдоль русла реки; наверху был теплый и мягкий воздух, внизу блестели на солнце крыши, сверкали провода трамвайных линий и оконные стекла. Много народу собралось на балконах и даже на крышах, чтобы посмотреть на меня, на дорогах образовались настоящие пробки. Завтра весь город будет говорить об этом событии, то есть о том, как я летал, «Гадзетта» напечатает обо мне статью, и я дам ее прочитать Мириам. Я кружил вокруг соборной колокольни, над трубами макаронной фабрики «Барилла», все стояли, задрав голову, и смотрели на меня. В соннике полет истолковывается так: к удаче, почестям и богатству.

Если ты видел грузовик с тюками соломы, быстро мчащийся по дороге на юг, а вскоре после этого — другой грузовик с такими же тюками соломы, мчащийся по той оке дороге, но только па север, ничего не говори, не говори, что молено было оставить тюки соломы там, где они лежали прежде, не обращай на это внимания и иди, куда шел. Ты спешишь на север, но всегда найдется человек, спешащий на юг. Сто человек бегут на север, а другие сто — на юг. Не задумывайся над этим, спокойно продолжай свой путь и знай: обо всем заботится Создатель. Когда ты видишь машины с углем, кирпичом, железом или железнодорожные составы с автомобилями или пушками, мчащиеся в противоположных направлениях, не обращай внимания, пусть себе следуют своей дорогой, ибо потом, после этой гонки, все снова станет на свое место. Как и ты, как и все другие люди, которых ты видишь бегущими в противоположных направлениях.