Официанты ходили между ними, предлагая еду и напитки.
Василий Карлович нахмурился.
– Как мы найдем его в этой толпе, ведь мы даже не знаем, как он выглядит?
– Можете не волноваться, я знаю, как он выглядит, – тихо сообщила Пульхерия.
– Вначале все по протоколу, – покачал головой Штыкин. – Найдем хозяина, выразим ему наши соболезнования. А уже потом…
– Извини, – буркнул Василий Карлович. – Так и быть, сначала посочувствуем ему, а потом отведем в укромное место и объясним, кем на самом деле является его помощник.
Штыкин согласно кивнул. Все вместе они переходили из комнаты в комнату, вежливо отказываясь от еды и напитков, кивая незнакомым людям, которые в ответ кивали им. Пульхерия стеснялась своего крепдешинового платья. Оно хоть и было черным, но в белый горошек. Ей казалось, что величина горошков совсем не соответствует трауру. Она старалась прятаться за широкой спиной Штыкина, поэтому, когда он нашел хозяина и неожиданно остановился с возгласом «А вот и он!», налетела на него сзади и чуть не сбила с ног. Штыкин пошатнулся, но устоял, только опрокинул бокал с шампанским на подносе проходившего мимо официанта. Тот ловким движением подхватил бокал, и катастрофа, которая должна была разразиться, не состоялась.
Но этого было достаточно, чтобы взоры всех, находящихся в комнате, обратились к ним. Пульхерия засмущалась, лицо ее порозовело.
Седой представительный мужчина, дослушав соболезнования от женщины в черном, едва она отошла, сразу направился к ним, а подойдя ближе и не обращая внимания на спутников Пульхерии, со слабой улыбкой поцеловал ей руку. Она засмущалась еще больше, и ее лицо стало пунцовым.
– Пульхерия Афанасьевна, господа…
– Печальный день для вас, Всеволод Вениаминович. Примите наши соболезнования, – спокойно проговорила она, взяв себя в руки.
– Вы не могли бы нам показать Павла Эдуардовича? – шепотом спросил Василий Карлович.
Вольский недоуменно взглянул на следователя.
– Прошу прощения? Павла Эдуардовича? – Он пожал плечами. – Он где-то здесь, но понятия не имею где. А почему вы интересуетесь им, господа?
– Здесь не место для объяснений, – вмешалась Пульхерия. – Если вы уделите нам несколько минут, мы сообщим вам информацию, которую вам следует узнать первым.
– Но… – Вольский несколько секунд недоуменно смотрел на них, затем кивнул: – Хорошо, пошли в библиотеку.
Они шли, протискиваясь через толпу. Вольского то и дело останавливали гости, и он с печальным лицом принимал их соболезнования.
Наконец они дошли до библиотеки. Плотно закрыв за собой дверь, хозяин прошел к столу и буквально рухнул в кресло.
– Да? Я слушаю вас. Так что там с Павлом Эдуардовичем?
– Я постараюсь изложить все по порядку, – спокойно сказала Пульхерия и заметила, как Штыкин и Василий Карлович недоуменно переглянулись между собой. Василий Карлович хотел ее прервать, но Игорь Петрович жестом его остановил. И она продолжила: – Понимаю, для вас сегодня печальный день, Всеволод Вениаминович, и я боюсь, что сделаю его еще печальнее. Я…
Терпение хозяина иссякло.
– Павлу Эдуардовичу я полностью доверяю, как самому себе. Предупреждаю, что к любым измышлениям на его счет я отношусь, как грязным сплетням. Так что с ним?
– С ним? – удивилась Пульхерия. – О нем с вами хотели поговорить Василий Карлович и Игорь Петрович, а не я. Я хочу поговорить о вас. О том, что вы сначала убили Оксану Шпак, а потом отправились на дачу к моей подруге и безжалостно задушили там своего сына, а потом сделали то же самое с ни в чем не повинной старушкой, впрочем, ее вы задушили по ошибке, вместо нее вы хотели расправиться со мной…
Глаза Василия Карловича полезли на лоб, а рот у Игоря Петровича открылся. |