Пульхерия поднялась с кресла, подошла к камину. Лолита послушно потрусила за ней. Когда Пульхерия остановилась, собака тут же присела возле ее ног. Пуля с интересом рассматривала две вазы, стоящие на каминной полке.

– Я еще раньше заметила эти вазы. В таких вазах буддисты хранят пепел своих родственников. Ведь вы человек образованный, и я даже мысли не допускаю, что вы об этом не знаете. Поэтому я не удивлюсь, если в одной из них окажется прах вашей жены. Я права?

Вольский мрачно кивнул.

– В правой? В левой?

– В левой.

– Игорь Петрович, помогите мне снять эту вазу с камина. А то, не дай бог, я ее уроню.

– Вы не посмеете! – гневно воскликнул Вольский, но даже не поднялся с кресла, чтобы помешать им.

Штыкин взял вазу и с осторожностью поставил ее на пол. Пульхерия сняла крышку и запустила в нее руку. На свет она извлекла диктофон. Он был все еще обмотан скотчем.

– А вы, Всеволод Вениаминович, сентиментальны. Устроили здесь кладбище своих надежд. Похоронили в одном флаконе прах жены и голос любимой женщины…

Неожиданно для себя Игорь Петрович Штыкин пригласил Пульхерию в кино. Стоял теплый сентябрьский день. Днем солнце припекало по-летнему, но ночью уже были заморозки и природа начала готовиться к зимней спячке. Красивее всех засыпали клены: все оттенки желтого, зеленого и пурпурного присутствовали в их листве.

Сеанс должен был начаться через час, и они сидели на лавочке в небольшом парке, расположенном недалеко от дома Пульхерии. Она держала в руках газету, которую ей принес Штыкин. Дочитав заметку, сложила листы и вернула их следователю.

– Интересно, как ему удалось пронести в камеру пистолет?

– Деньги открывают любые двери.

– Однако же на этот раз ему не удалось избежать наказания.

– Как раз до суда он и не дожил.

– Он сам себе вынес приговор и сам привел его в исполнение. Представляю, как они ненавидели друг друга с момента той аварии, в которой погибла его жена. Мальчик не мог простить отцу смерть матери, а себя за то, что побоялся обвинить отца, – с горечью проговорила Пульхерия.

– Я не уверен, что авария сыграла тут решающую роль, – протянул Штыкин. – Она произошла так давно. Во время следствия Вольский ни разу не заговорил о ней.

– Чтобы вы еще и ее ему припомнили? – усмехнулась она. – Бесспорно, мысль, что у его сына роман с его же любовницей, действовала на него словно красная тряпка на быка.

– Согласен, мысль о том, что его любовница и сын вместе обманывают его, стала слишком не выносима… Это понятно, но почему вы так уверены, что в машине сгорели деньги, а не старые газеты? Если Вольский знал, что его сын мертв, зачем было класть деньги?

– Все должно было выглядеть по-настоящему. Именно поэтому он не стал отменять празднование своего дня рождения. Вольский же не знал, как будут развиваться события дальше, что появится пронырливая Пульхерия Дроздовская и сунет свой нос, куда ее не просят. Он пытался организовать идеальное преступление, совершенно забыв о том, что такого преступления, как и вечного двигателя, в природе не бывает. Всегда что-нибудь да помешает.

– И все-таки я не верю в его заявление, что он не собирался убивать своего сына, – покачал головой Штыкин. – Во время следствия он утверждал, что Вячеслав, когда узнал, что попался, наговорил ему много такого, от чего он потерял голову и задушил его в состоянии аффекта.

– В состоянии аффекта?! Ну, в это я тоже не верю, особенно если учесть, что за несколько часов до этого он безжалостно задушил свою любовницу.