– Но ведь граф, наверное, назначил ему пособие, когда ваш отец покинул службу?

– Ни пенни, мисс, – сказала Эмили, покачивая головой.

– Но почему же ваш отец не обратился прямо к графу? – спросила Офелия.

– Сначала он не мог ходить после того несчастья, мисс, – ответила Эмили, – а когда он смог ходить с палкой, то дошел до Рочестерского замка и повидал управляющего его светлости.

– Что же тот сказал? – спросила Офелия.

– Он сказал, что сделал все, что мог, но от хозяина ничего не добьешься для тех, кто ему больше не нужен.

– Возмутительная неблагодарность! – воскликнула Офелия. – Я не могу представить, чтобы мой отец вел себя подобным образом с теми, кто работал для нас.

Сказав это, она подумала, что отец так, конечно, не поступил бы, но мачеха вполне бы могла. И она подумала еще, что, наверное, люди из высшего света не такие, как ее мачеха. Наверное, никто из них не может видеть страдания людей, не попытавшись их облегчить.

Слова Эмили пробудили в ней такое сочувствие к Джему Буллиту, что она настояла на том, чтобы поехать повидаться с ним. Они с Эмили наняли экипаж, потому что леди Лангстоун никогда бы не позволила падчерице воспользоваться ее собственной каретой, и Офелию потрясли трущобы, через которые им пришлось проехать в районе Ламбет.

Когда они наконец добрались до дома, где жил Джем Буллит, она с трудом заставила себя поверить, что человеческое существо может обитать в таком месте, где приличный фермер не поместил бы своих свиней.

Пол был чист – за этим Джем следил, но стены отсырели, дверные петли заржавели, а стекла уже давно были выбиты из окон.

У Офелии было мало собственных денег, их хватало только на то, чтобы оплачивать совсем простые платья и кое-какие необходимые мелочи. И даже этими расходами мачеха непрерывно попрекала, разговаривая с ней так, словно Офелия была настолько состоятельна, что не нуждалась в помощи отца; попрекала каждым съеденным куском, все время напоминая, что они не могут себе позволить никакой роскоши.

Это было нелепо, потому что отец Офелии был богат. Когда его первая жена была жива, он осыпал ее подарками, и она могла купить все, чего бы ни пожелала для себя или для Офелии.

Офелия оставила Джему все деньги, какие у нее были, хотя он и возражал против такой щедрости. Кроме того, она обещала передать с Эмили еще, как только получит деньги, которые ей выплачивали каждый квартал.

Она не знала, стоит ли поговорить с отцом о помощи Джему. Однажды, когда она хотела купить себе новое платье, потому что старое совсем уже пришло в негодность, мачеха устроила ей такую сцену, что она гордо решила никогда больше не просить денег.

С того дня, когда она посетила Джема в Ламбете, она ненавидела графа так, как мало кого ненавидела.

Конечно же, она слышала о нем. Девушки в школе пересказывали друг другу истории, услышанные от матерей, и предостерегали друг друга, чтобы когда-нибудь кого-нибудь из них, не дай Боже, не увидели в его обществе.

– Мама говорит, что он сам дьявол во плоти, – сказала одна из девушек. – Но, правду говоря, он настолько красив, что, конечно, хотелось бы с ним познакомиться.

– Если ты это сделаешь, ты уже не сможешь прийти ни на один бал, – предупредила другая девушка. – Мне рассказывала мама, как дочь одной дамы, за которой ухаживал граф, подверглась остракизму.

– Это же несправедливо! – воскликнула Офелия. – Она же не может отвечать за то, что делает ее мать.

– Мама говорит, что нельзя дотронуться до дегтя и остаться незапачканным, – последовал ответ.

Офелия с этим согласилась. Но все же, зная, сколько граф тратит на лошадей, ей казалось совершенно невероятным, чтобы он мог так низко поступить с человеком, который не по своей вине не смог продолжать службу.