– Так ты что, убийца?

– Я – Разящая. Я – карающий меч. Я – сила. Я – страх, который живет в душе. Ха! – Эфа вскочила на ноги. – Да, я убийца. И я люблю убивать. Но тебя я не убила, потому что ты красивая. И потому что ты меня не боишься.

– Не понимаю, – тихо произнесла Легенда. – Иногда ты говоришь, как взрослый и мудрый человек. Иногда, как наглый наемник. А иногда – как ребенок. Сколько тебе лет?

– Пятнадцать. И еще сколько‑то. Пятнадцать лет я живу на землях джэршэитов. Я не человек. Не наемник и не ребенок. Я – Тварь. У Тварей нет возраста и нет мудрости. Зато мы не стареем.

– Эльфы тоже, – заметила Легенда. – Но мы бессмертны.

– Ну?! – Эфа тут же плюхнулась на землю и уставилась на эльфийку своими жуткими глазами. – Как это – бессмертны? Вас нельзя убить?

– Почему? Убить нас можно. Мы не умираем от старости... – А‑а... – Разящая разочарованно поморщилась. – Ну это‑то не хитрость. Я, может, тоже не от старости умру. Попадется какой‑нибудь... шибко умелый. Слушай, а...

На пологий берег плеснуло. Шумно. Залило короткую жесткую траву.

Эфа, умолкнув на полуслове, отодвинулась от воды. А из болота уже шла, надвигалась неспешно и неотвратимо вторая волна. Заголосили всполошено и режуще громко чудесные птицы. Полетели розовые перья. Хлопая крыльями, взмывали птицы в небеса, возмущаясь неожиданно нарушенным покоем.

Остров двигался.

Легенда помотала головой, не веря в происходящее.

Волна накатила на берег. Зашипел костер. Но не погас. Продолжал гореть, плюясь раздраженно звонкими искрами.

Эфа краем глаза глянула на спутницу. А Легенда покосилась на нее. Не сговариваясь, обе отошли от берега. Можно было бы дать деру в недалекий лес. Можно было бы. Но зачем спешить? Чем бы или кем бы ни оказался неожиданно оживший остров, убежать от такой громадины можно всегда.

И не особо даже удивились воительницы, различив под мутным слоем воды движение огромных лап. Разве что, когда вынырнула на поверхность старчески‑змеиная голова и, моргнув пленкой век, уставился на них обсидианово‑черный блестящий глаз, у Легенды вырвалось тихое ругательство. На готском. Короткое такое ругательство. Емкое.

– Добрый вечер, – напряженно сказала Эфа.

***

Они смотрели на тварь. Тварь – на них.

"Заговорит или нет?” – Разящая чувствовала, как мягко пружинит под ногами земля. Словно сама подталкивает ноги к рывку. К короткой, отчаянной пробежке до стены джунглей. До толстенных стволов, которые не вдруг сломает даже чудовищная громада череп ахи‑острова.

Если заговорит, значит, это не животное. Значит... Кто‑то из Древних?

Глаз, в котором обе женщины отражались как в кривом зеркале, моргнул снова.

– Добрый вечер, – родился из глубин панциря голос, неловко копирующий интонации Эфы. Затем что‑то прокашлялось громогласно и утробно. И, наконец, шевельнулся жуткий клюв:

– Добрый... добрый... добрый вечер... ве‑ечер. Давно не приходилось беседовать вслух, – доверительно сообщило чудовище. – Я Ке‑Хоу. Мудрец. Так говорят, во всяком случае, а у меня нет оснований не доверять подобным разговорам. Ну, а вы кто? Ты, с белыми волосами, ответь мне за себя и за свою безъязыкую спутницу.

– Почему это безъязыкую? – Легенда бесстрашно глянула в черноту блестящего глаза.

– А почему ты не поздоровалась? – Черепашья голова, немыслимо вывернув шею, глянула на эльфийку другим глазом.